Послание Геркулеса

- Трудно это все прожевать, Джордж. Я думаю, лучший для нас образ действий - не говорить ничего, просто спускать на тормозах. Или ждать указаний из Ватикана. Пусть они разбираются. Если это станет вопросом, то будет и пастырское заявление.

- И ты думаешь, - спросил Кокс, - у них есть ответы получше наших?

- Не в этом дело, - возразил Дюпре.

- Именно в этом, - сказал кардинал. - Мы здесь не для того, чтобы перекладывать с себя ответственность. Нам нужен ответ, который охранит веру людей в этой епархии, тех людей, которые будут искать ответа. Если мы скажем не то, что надо, и не тогда, когда надо, можем оказаться по пояс в яме с крокодилами.

Даже в глубине покоев кардинала слышен был щелчок включившегося отопления. Дюпре рисовал фигурки в блокноте на краю стола. Сейчас он отложил ручку.

- Кто-нибудь помнит отца Балконского? - спросил он. - Кажется, нам грозит опасность повторить его пример.

- А кто такой отец Балконский? - спросил Барнегат. У Джесперсона весело сверкнули глаза.

- Он преподавал апологетику в Сен-Мишеле. Метод у него был такой: сформулировать какое-либо классическое опровержение веры - проблему зла, свободной воли, Божественного предвидения, чего угодно. Потом он начинал громить этот тезис, опираясь более или менее на св. Фому. Проблема была в том, что у него гораздо убедительнее получались опровержения веры, чем контраргументы. Довольно много семинаристов жаловались, у других возникали преждевременные сомнения о вере, а некоторые вообще уходили из Сен-Мишеля. Из Церкви, насколько я знаю, тоже.

- Если у нас не будет цельной и убедительной позиции, - сказал Кокс, - то мы можем посеять те самые сомнения, которые хотим отвести.

- И надо помнить еще кое-что, - добавил Кардинал. - Нам совершенно не нужна теологическая позиция, которая впоследствии станет доказуемо ложной.

- Или хуже того, - подхватил Дюпре. - Смешной.

- Я согласен с Филом, - заявил Барнегат. - Давайте ограничимся общим заявлением, что из Годдарда не может исходить ничего такого, что не предусмотрено заранее учением Церкви. Просто краткое заявление для широких масс.

Кардинал прикрыл веки. Серебряный наперсный крест сверкнул в лучах настольной лампы.

- Джек?

- Это было бы благоразумно.

- А я не столь уверен, - возразил Дюпре. - Не могу себе представить лучшего способа встревожить людей, чем сказать им, что волноваться не о чем.

На минуту воцарилось молчание.

- Может быть, - предложил Барнегат, - не следует вообще делать заявлений, пока не будем точно знать, с чем имеем дело. В приходы сообщим, что причин для тревоги нет. Всем, кто будет задавать вопросы, по крайней мере на данном этапе, мы просто предложим иметь веру, пока все не прояснится само.

Кардинал кивнул.

- Мне это не очень по душе, но таков, думаю, самый безопасный образ действий. Есть серьезные возражения?

- Это действительно лучший подход, - согласился Дюпре. - Люди будут верить, что бы ни случилось. - Он улыбнулся Коксу: - А нам остается лишь следовать их примеру.

- Значит, решено. Составим черновик письма главам приходов, строго конфиденциально. Ты его напишешь, Джек. Вырази нашу озабоченность. Дай инструкцию в ответ на вопросы говорить, что вера есть послание Бога человеку и ничего общего не имеет с внешними воздействиями. Сами священники этот вопрос поднимать не должны.

Оставшись один, кардинал еще долго сидел молча, погрузившись в кресло. До недавнего времени иные миры, о которых он думал, не имели физической природы. Но с тех пор, как правительство начало слушать звезды, у него было время задуматься о последствиях. И когда двумя годами раньше наблюдения над ближайшими солнечными системами привели к выводу, что человек одинок в создании Божьем, кардинал испытал облегчение.

Но вот теперь - вот это.

Когда я смотрю в небеса Твои, на дело рук Твоих, на луну и звезды, которые Ты поместил там, - что есть человек, что Ты должен думать о нем, или сын человеческий, чтобы Ты о нем заботился?

Доктор Арлай Паккард поправил на носу бифокальные очки и разложил на кафедре приготовленную речь. Это было его третье выступление перед обществом каролингов. В предыдущие разы он отличился, открыв существование дневника, который вел слуга Юстиниана Первого, где в деталях описывалась реакция императора на Ипподромный бунт; и документ, написанный рукой Григория Великого, направленный против турок и призывающий употреблять против них арбалеты. Сейчас он заранее дал понять, что в этом году у него тоже есть для общества интересный сюрприз.