Послание госпоже моей левой руке

Странное, очень темное и даже настораживающее замечание, обращающее на себя внимание читателя своей формальной необязательностью и незавершенностью: такая фраза — «возможно, оно вообще не существует» — может быть случайно обронена в большом романе, но не в десятистраничном рассказе, где каждое слово на виду и на счету. А ведь Готорн был не только внимательным, но и, так сказать, тщательным писателем. Известно, что его первые рассказы были приняты публикой холодно, поэтому автор переписал их и издал под красноречивым названием «Дважды рассказанные истории». Ему было свойственно в высшей степени ответственное, едва ли не религиозное отношение к каждому слову, которое выходило из-под его пера. Так почему же он лишь упоминает эти «некоторые странности», которых, может быть, «вообще не существует»? Что это за странности такие? А если именно они и объясняют поступок Уэйкфилда? Или, может быть, автор и впрямь не знает, что это за странности такие, и оставляет в тексте рассказа эту фразу с единственной целью — предупредить читателя о том, что зыбкая граница между непознанным и непознаваемым пролегает в душе человека, в самой темной глубине души, где зло неотличимо и неотделимо от добра до того мига, пока сам человек не облечет его плотью своих поступков? Я думаю, что это именно так. Готорн, потомок пуритан и пуританин, не может допустить, что в своем познании человеческой природы мы хоть когда-нибудь сравняемся с Богом. Готорн смиренно признает, — и в этом его сила, — что тайна есть здоровая, естественная и необходимая часть жизни, такая же здоровая, естественная и необходимая, как зло. Поэтому «некоторые странности» — это, пожалуй, все, что он пока может сказать о тех серых существах, которые мелькают во тьме человеческой души и не имеют ни формы, ни имени и о которых мы только и знаем, что они есть, но не знаем, хищные ли это пираньи или травоядные уклейки. Так что эта как бы случайная фраза о «некоторых странностях» служит чем-то вроде тревожного предостережения, напоминающего нам о бесчисленных и безымянных опасностях, таящихся в душе любого человека, в данном случае — в душе Уэйкфилда.

Ведь нередко случается, когда мы не в состоянии сказать, чем нам нравится или не нравится тот или иной человек, и тогда в ход идут фразы вроде: «Не знаю, в чем тут дело, но есть в нем что-то неприятное» или: «Нос как нос, голос как голос, но есть в ней что-то — сердце замирает и глаз не оторвать». Кстати, в 1642 году французский поэт Венсан Вуатюр в одном из своих «Писем», перечислив все известные ему приметы красоты, о главном, о том, что неуловимым образом очаровывает и обольщает нас, выразился так: «Je ne sai pas quoi» — «не-знаю-что-это-такое». Красота, любовь, добро, так же как уродство, ненависть, зло, — это мир превыше всякого ума. Источник добра и зла — один и тот же источник, но когда мы пьем из него, мы не знаем, какой глоток окажется роковым. Такое знание — Готорн убежден в этом — прерогатива Бога. И только Он в состоянии спасти нас. Хотя сегодня многие считают, что верно и обратное: если не мы, то никто не спасет нашего Бога. Впрочем, это нисколько не умаляет ни нас, ни Бога. Замечу только, что для понимания этого рассказа и вообще творчества Готорна особенности его религиозности, его страстная и сухая вера в Бога не менее важны, чем религиозная вера во второй закон термодинамики, утверждающий, что Воскресенье Христа, спасение души и надежда на вечную жизнь — иллюзия.

Впрочем, оставив эту фразу о «некоторых странностях» без продолжения, Готорн возвращается в физическую реальность и продолжает: «Давайте представим себе Уэйкфилда в тот момент, когда он прощается со своей женой. Время — сумрачный октябрьский вечер. На нем коричневое пальто, шляпа с клеенчатым верхом, высокие сапоги, в одной руке у него зонтик, в другой — маленький саквояж. Он предупредил миссис Уэйкфилд, что уедет за город с ночным дилижансом… Он говорит ей, чтобы она его не ждала обязательно с обратным дилижансом, и советует ей не волноваться, буде он задержится… Сам Уэйкфилд — и это следует подчеркнуть — не имеет ни малейшего представления о том, что его ожидает… И вот пожилой мистер Уэйкфилд уходит, и в душе у него уже почти созрел замысел смутить покой своей любезной супруги недельным отсутствием. Дверь за ним затворяется, но затем приоткрывается вновь, и в образовавшуюся щель миссис Уэйкфилд успевает разглядеть улыбающееся лицо своего супруга, которое исчезает в следующее же мгновение. Тогда она не обращает внимания на это маленькое обстоятельство, считая его несущественным. Но много позже, когда она уже проживет вдовой больше лет, чем была замужем, улыбка эта вновь и вновь всплывет, вплетаясь во все ее представления об Уэйкфилде». Итак, мистер Уэйкфилд решил всего-навсего подшутить над женой, и его улыбка вызвана именно этим решением. Ни он, ни его жена еще не представляют, чем обернется эта шутка и что на самом деле скрывается за этой улыбкой.