Послание из прошлого

Просим всех, кто располагает какими‑либо сведениями о данном преступлении, позвонить по телефону «02» или в Московский уголовной розыск. Вознаграждение гарантируется'.

Виктор уставился на фотографию, снятую на Старом Арбате. В кадр попал сам подъезд, номер дома и даже краешек приоткрытой двери, ведущей в подвал.

Он покачал головой. В другое время такая заметка, скорее всего, пролетела бы мимо его внимания. Разве что он подивился бы изобретательности воров, но тут, кто на что горазд. Наверняка, подумал Виктор, антиквар или ювелир строго досматривали посетителей и вынести что‑либо было действительно трудно. Если выбросить в окно… шансы найти эту вещь на Арбате практически стремилась к нулю. Канализация — идеальный вариант.

Виктор взглянул на дату номера и его бросило в жар.

Кража должна была случиться через три дня.

Он нервно вскочил, прошел по кухне взад‑вперед. Снова сел на табуретку, достал телефон, проверил Одноклассники.

От Лены (или кто еще это мог быть) сообщений не было, зато Шкет интересовался новостями о почтальоне. Виктор не стал отвечать ему и, приняв решение, направился в комнату, где на столе в ожидании замер магнитофон.

Виктор опустился рядом на стул и придвинул микрофон.

Он понятия не имел, сможет ли это провернуть.

Глава 14

2010 год

По вторникам мама уходила на работу раньше — за час до начала рабочего дня в том самом актовом зале, где Витя поверг в шок и изумление вахтера, впрочем, как и остальную публику, Мария Павловна проводила для экономического отдела прачечного комбината политинформацию, посвященную событиям прошедшей недели. Весь вечер понедельника она сидела за столом, обложившись тетрадками, газетами «Правда» и «Известия», старыми вырезками с вечными лозунгами, которые чередовала и микшировала на свой страх и риск.

Неимоверно скучное занятие, — думал Витя, поглядывая на ее вьющийся локон, который она периодически сдувала со лба. Когда я вырасту, ни за что не буду заниматься переписыванием газет.

— Мам, зачем ты это делаешь? Разве тебе это нравится? — спрашивал он, потому что видел, как трудно ей дается каждая строчка.

Наверное, даже труднее, чем какая‑нибудь геометрия с теоремой об углах, образованных двумя параллельными прямым и секущей, — думал он.

— Это же работа, — отвечала Маша и задумывалась: «И правда, кому это вообще нужно?», однако тут же отбрасывала вредные мысли и продолжала писать: «…обеспечить выполнение Продовольственной программы, наш прачечный комбинат всецело поддерживает Константина Устиновича Черненко в этом…»

— Все время у тебя работа… — Витя закрывал дверь в свою комнату под предлогом «не мешать ей работать», включал магнитофон на самую низкую громкость и прокручивал катушки снова и снова, в надежде услышать ответ на свое послание.

Но вместо ответа слышал лишь плотное шипение.

К часу ночи он настолько устал, что уснул прямо на стуле возле магнитофона и когда мама тронула его за плечо — вскочил с криком.

Невидящие глаза были расширены от ужаса.

Он пытался ударить врага или соперника, которые ему мерещились, и что‑то неразборчиво шептал — слюна срывалась с его дрожащих губ.

Не сразу Маше удалось справиться с сыном — она сама сильно испугалась и даже не спросила себя, почему он сидел за столом, хотя давным‑давно должен быть в кровати.

«Я сама виновата, он же говорил, что я все время занята… а я не услышала, не поняла… даже не подошла к нему и не пожелала спокойной ночи. Будь неладна эта продовольственная программа вместе с Константин Устинычем…» — подумала она, смахивая слезинку.

«Уснул возле магнитофона, тоскует по отцу…»

Она и сама, глядя на сына, все время вспоминала мужа — так они были похожи и также каждый раз у нее сжималось сердце.

Будь у нее возможность все вернуть и переиграть, переделать, предупредить… хоть небольшая, призрачная, самая фантастическая — разве она не попробовала бы как‑то ею воспользоваться?

Конечно — да, — отвечала Маша сама себе и тяжело вздыхала. Но это все сказки, фантастика. С потерей нужно смириться и жить дальше.

Она уложила Витю в кровать, поцеловала его в щеку и погладила по голове.

Чего он так испугался? Что видели его глаза в темноте позади нее? От чего или от кого он пытался отбиться?

Она снова вспомнила происшествие минутной давности, похвалила себя, что не стала его будить, сохранила самообладание. Где‑то она слышала, что если разбудить человека в стадии лунатизма, то он может получить серьезную психическую травму и даже навсегда застрять в том сне, который видит.

Она почему‑то верила в это.

Где же был Витя?

Она подошла к столу, чтобы выключить лампу с гибкой шеей, которую достала через знакомую в ГУМе и взгляд ее снова упал на магнитофон.

Витя что‑то говорил про отца, про запись его голоса, которую нашел в шкафу.

Кажется, сын обещал поставить ей эту запись позже. Да, так и было.

Она подошла ближе. Заметила микрофон, стоящий чуть сбоку, кабель от него змеился по столу и падал на пол.

Зачем Вите микрофон? Он записывает что‑то?

Она никогда не лезла в дела сына, да и вообще не интересовалась техникой, считая ее слишком сложной.