Послание из прошлого. Петля времени

Опер открыл дверь, пропустил Машу вперед и когда она вышла, то чуть не столкнулась с огромной черной спиной таксиста. Тот преграждал выход и вряд ли кому-то захотелось бы его отодвинуть.

Мужчина сделал шаг в сторону, пропустил Машу и Белова.

— Все нормально? — спросил он, не вникая в детали.

— Да, — ответил Белов.

Маша почувствовала, как кассета под курткой буквально накалилась.

Таксист кивнул на машину.

— Тогда прошу. Садитесь.

Белов открыл Маше дверь, а сам нырнул на переднее сиденье.

Некоторое время таксист молчал, вглядываясь в освещенную фонарями Мясницкую. Мотор автомобиля урчал ровно и мощно, как натренированный пес перед рывком.

— Можно закурить? — спросил Белов, потянувшись за пачкой в боковой карман.

— Курите. — Таксист бросил быстрый взгляд на «Мальборо» и покачал головой: — Импортные…

— Хотите?

— Спасибо, бросил.

Белов затянулся, выдохнул дым.

— А я вот не могу. Работа нервная.

— У меня тоже.

С этими словами таксист выкрутил баранку, резко тронулся и покатил, наращивая скорость. Он пролетел метро «Красные ворота», мимо Петропавловской церкви, на большом перекрестке с Доброслободской свернул на Спартаковскую и втопил что есть мочи. Желтые городские фонари замелькали в окошке так быстро, что Маша зажмурилась. Ее и правда начало укачивать, и еще — ей было страшно. Страшно так, что свело живот, и ледяная пустота внутри разлилась по рукам и ногам.

Белов опять сидел вполоборота, поглядывая то на таксиста, то на нее, и изредка — на дорогу.

Маша подумала, что выйдет на Русаковской набережной и там как-нибудь доберется, хотя можно было подъехать и поближе, но она не знала, где свернет такси и каким путем направится к Воронцовской психиатрической больнице. Она смутно помнила, что это где-то за окружной. Смутно, потому что кто-то на работе рассказывал страшилку про эту больницу, мол, там психи выпрыгивают из окон и даже решетки не помогают, поэтому окна некоторых палат заложили кирпичом. А еще оттуда сбежал маньяк. Тот самый, который Моцарт. Которого никто не видел, но слышали о нем все. И теперь…

Примерно за секунду до столкновения она поняла, что никакого теперь уже не будет.

Все произошло как-то слишком буднично. Ее сознание, отмечая покадрово надвигающийся с правой стороны грузовик, сухо отметил заляпанный грязью номерной знак, одну погасшую фару (вторая горела тусклым мерцающим светом — как фонарь во дворе), светлую решетку радиатора, забранную тряпкой (всегда хотела узнать, зачем водители грузовиков так делают). За лобовым стеклом, там, где должно было быть зеркало заднего вида — болтающиеся боксерские перчатки и — правее, на месте водителя — только расслабленные руки на руле и поникшая голова в светлой матерчатой кепке.

Видимо, Белов заметил в ее глазах какое-то изменение, потому что испугаться Маша не успела.

Его лицо вытянулось. Он начал медленно поворачиваться — по часовой стрелке, а вслед за движением опера поворачивалась голова таксиста.

Видимо, все же водитель грузовика в последний момент проснулся. Маша увидела его вскинувшуюся голову, удивленные заспанные глаза. В последний момент он попытался открутить руль вправо — и это спасло ей жизнь.

Мощнейший удар пришелся на переднюю часть «Волги», туда, где сидел Белов. Машину резко закрутило, она ударилась головой о стекло. В голове вспыхнул сноп искр.

Маша с удивлением отметила, что вокруг стало жутко тихо. Ни визга тормозов, ни рева сигналов, ни криков людей, сжимаемых тисками на передних сидениях, она не слышала.

Задняя дверь распахнулась и ее выбросило на асфальт — ровно в то место, где мгновением ранее оставили черный след шины груженого песком «Зил-130».

Руки обожгло. Маша полетела кубарем на встречную полосу, и только тогда тишина разорвалась скрежетом разрываемого металла.

Все было кончено примерно за десять секунд. Она не увидела полета двух машин через пробитую кованую ограду в реку Яузу, не услышала всплеск воды, потому что в ее сознании она еще находилась на заднем сидении большой черной «Волги».

Только вот никакой Волги уже не было. Только желтый светофор на дальнем конце моста через реку моргал, будто бы пытаясь что-то сказать.

Она лежала щекой на холодном шершавом асфальте и в тишине считала желтые вспышки. Три точки, три тире, три точки. Что это значит? Ведь это что-то значит… Она напрягла память и из давних занятий по гражданской обороне всплыл сигнал. Это был SOS.

Вдали зазвучала сирена. Маша поняла, что, если сейчас же не поднимется, ее увезут и выпустят уже нескоро. Приподнявшись на локте, она едва не вскрикнула от боли. Все левая половина тела была стерта чуть ли не до кости. Подтянув ноги, поняла, что каким-то чудом уцелела. Уперевшись окровавленными ладонями, она поднялась, охнула, потом взглянула на пробитое чугунное ограждение.

Внизу шумела Яуза.