Послание из прошлого. Петля времени

Он выскочил на улицу. Темнота вокруг была такой плотной, что он зажмурился на секунду, потом снова открыл глаза, пытаясь хоть что-то разглядеть.

Мысли лихорадочно скакали.

«Я каждый раз тебе говорю…» — слова соседа не шли из головы, и он не мог понять, что тот имел ввиду, однако пустившись бегом по улице тут же забыл о них. Главное теперь не угодить ногой в какую-нибудь дыру и не распластаться на грязной скользкой земле.

Пробежав метров триста, Шаров оказался на небольшом перекрестке. Все четыре его стороны утопали в темноте и Шаров глухо выругался. Где найти в такое время автомобиль? Это тебе не Москва 80-х, только подними руку… хотя, откровенно говоря, таксисты в его время тоже не слишком спешили к пассажирам.

Он повернулся в одну сторону, потом резко — в другую, готовый при малейшем проблеске автомобильных фар броситься наперерез или вдогонку, однако дорога молчала и ее молчание было не выжидающим, а фатальным. Он понимал это как пассажир, упустивший последний автобус и теперь вглядывающийся в непроглядную темень в надежде на чудо, которого не могло быть в принципе.

Его прошиб холодный пот. Не может быть, чтобы из-за такой мелочи все сорвалось! Мысли метались в голове словно испуганные ночные бабочки у яркого плафона фонаря. Он бросился назад, подумав, что лучшим вариантом будет вернуться на Черкизовскую и там поймать машину — но, не пробежав и десятка метров, снова остановился. Никто не согласится, и никакие деньги не помогут уговорить людей, спасавшихся от жутких слухов о сдаче Москвы фашистам.

От бессилия Шаров обхватил голову руками, присел у обочины и завыл. Глаза замылились, расфокусировались, он зажмурился, а когда открыл их, то метрах в десяти, между стволом толстого дуба и кривым полусгнившим деревянным забором, за которым темнело какое-то одноэтажное строение, увидел колесо. Сначала он подумал, что это видение, обман зрения. Может быть, оставленная кем-то старая шина, или может быть… взгляд его пополз выше, сердце гулко билось в груди, во рту пересохло. Он медленно поднялся на ноги, сделал пару шагов вперед, потом оглянулся, будто бы кто-то мог над ним подшутить. Но улица по-прежнему утопала в темноте, лишь на короткие мгновение освещаясь выплывавшей из-за туч желтоватой луной.

Шаров облизнулся. За деревьями могучего дуба — теперь сомнений не оставалось — поблескивало лобовое стекло полуторки, легендарной «ГАЗ ММ».

В три прыжка он добрался до автомобиля. Оказавшись рядом, удивился, какой же он маленький по сравнению с современными грузовиками — протянул руку и положил ладонь на капот. Он был холодный, как труп. Сколько она здесь простояла и сможет ли завестись? Он понятия не имел.

Шаров подошел к двери, дернул за ручку — дверца открылась.

На водительском сидении лежала изогнутая стальная ручка, назначение которой он вспомнил моментально. Недолго думая, Шаров схватил ее, подошел к машине спереди, отыскал отверстие и протолкнул длинный конец ручки внутрь машины.

«Кажется, так…» — подумал он. Перед глазами пронеслись кадры десятков, а то и сотен фильмов, в которых бойцы Красной Армии заводили грузовики, вращая такую ручку.

Он плюнул на ладони, взялся за ручку и энергично прокрутил ее.

Ничего. Ручка шла очень туго, будто бы что-то специально тормозило ее. Шаров усмехнулся.

— Ну уж нет, ты у меня заведешься! — он вновь крутанул ручку.

Двигатель провернулся, но и только. Даже намека на схватывание не было.

Он подошел ближе, взялся обеими руками и с глухим остервенением принялся вращать неподатливый механизм. Видимо, машину не заводили очень давно.

На седьмом обороте он взмок, пот повалил градом и залил глаза, но он продолжал вращать ручку, будто пытаясь сделать непрямой массаж сердца человеку, который по всем медицинским признакам уже давно умер.

На девятый оборот что-то в двигателе чихнуло. Так — слабый ничего незначащий звук, но Шаров услышал его и воспрял. Еще пара энергичных движений и… автомобиль дернулся, из его нутра вырвался хриплый возглас, а еще через секунду он задышал, заработал, закряхтел — дрожа всем корпусом.

Дрожал и Шаров — всем телом, не от холода, а от возбуждения и немой радости. От усталости он даже слова вымолвить не мог и лишь смотрел, как оживает полуторка — двигатель то активно урчал, то вновь захлебывался и Шаров шептал одними губами, будто бы автомобиль мог его услышать и понять:

— Давай, родненький, работай! Только не глохни… Давай!

Он снова оглянулся — перекресток был пуст, и ни одна живая душа не наблюдала за его действиями — в этом он был уверен.

Шаров втиснулся в кабину и только тогда понял, насколько она мала. Голова упиралась в потолок кабины, а грудь почти лежала на руле. Ему пришлось вытащить из-за спины мягкую спинку — иначе он просто не смог бы ехать.

Он выжал левой ногой сцепление, включил передачу и аккуратно, нежно нажал педаль акселератора.

Едва уловимый толчок в спину и… полуторка пошла!

Шаров ощутил, как внутри него поднимается ни с чем не сравнимая волна радости и свободы. Он смог! Он сделал это!

В памяти вдруг всплыла картинка — дед учит его ездить на машине: