— Не смей так говорить! Ты просто задаешься. А все потому, что ездил в Геннисарет!
— Тебе не понять, — отозвался я.
Иаков сидел на ишаке впереди меня. Наш осел шел в середине каравана.
— Почему ты никогда ничего не рассказываешь? Что вы делали с Иоанном?
— Рыбачили.
— На лодке?
— И на лодке, и с берега.
Я был не прав по отношению к брату, не прав, что закрылся от него и не делился событиями своей жизни. Но чтобы рассказать об одном, нужно было рассказать обо всем. А этого я не мог.
— Почему Иоанн никогда не приезжает к нам в гости?
— Не знаю.
— Он вроде тебя — чудной.
— Гм…
— Мне так показалось. Отец говорит, Иоанн теперь живет один. О нем больше некому заботиться. А еще отец говорит…
— Давай передохнем, — сказал я.
Когда мы спустя несколько дней въехали через Овчьи ворота в Иерусалим, Иосиф обронил уже ставшую привычной фразу:
— Только держитесь все вместе, иначе мы растеряем друг друга в этой суматохе!
— Я боюсь, — сказал Иаков.
— Ничего страшного не будет, — успокоил я брата, обнимая его. — Скоро доберемся до Храма.
— Только держитесь все вместе!
Иосиф ехал во главе нашего каравана сельских паломников и старался сохранять степенность и достоинство. Но стоило нам попасть в плотницкий квартал, как отец не мог долее смотреть лишь вперед и принялся зыркать глазами по сторонам. С каким замечательным деревом работают здешние ремесленники! Какой потрясающий инструмент выставлен подле их мастерских!
А какие кругом интересные люди! Похоже, сюда собрался народ со всего света. Гавриил был прав: это тебе не Назарет!
Я пришел в возбуждение. Не от роскоши, не от сверкающих драгоценностей, не от коротко стриженных и облаченных в одинаковое платье римских легионеров. Мне захотелось выявить пособника — человека, продавшего душу римлянам.
Я вообразил себе, что его можно будет определить по лицу. В толпе на тебя вдруг устремится недобрый взор. Этот пронзительный взор — предвестник беды!
Или взметнется вверх рука, при виде которой толпа затихнет и отпрянет!
Ничего подобного, однако, видно не было. Кругом лишь сутолока, крики, аромат пряностей из лавчонок и запахи из распивочных.
И мне вспомнились слова Захарии: «Не суди ближнего, коли не побывал на его месте!» Ведь римляне выбирали себе приспешников среди отцов многодетных семейств, самой легкой для них добычей были бедствующие. Римляне обещали работу и хлеб. Кто мог устоять против подобных соблазнов?
Наконец-то мы добрались до места! Даже двор Храма был колоссальных размеров. Сотни — если не тысячи — людей сидели там подле костерков, которые один за другим зажигались в наступающих сумерках. Горели светильники, пахло лепешками и овощами. По рядам колонн плясали тени. Тут было средоточие жизни! Отсюда исходили все указы, здесь начиналась всяческая молва, которая затем шла от селения к селению, от мастерской к мастерской. Здесь зарождались все мечты, отсюда они распространялись по степям и пустыням. Отсюда проистекала наша история, проистекали наши будни и праздники.
Я дрожал в предвкушении…
Мы попали в самое сердце, хотя еще нет, не совсем.
Иосиф обернулся к нам, протянул руку Иакову:
— Не потеряйся, дружок.
Он волок наши узлы и шнырял взглядом по сторонам, ища, где бы устроиться. Походка — нерешительная, запинающаяся — выдавала в нем провинциала. Он застрял среди толпы.
— Здесь уйма народу. Ты не видел Гавриила?
Я покачал головой.
— Нам надо держаться вместе.
Он хотел сказать: мы нужны друг другу. Места же кругом было много, так что односельчане вполне могли разминуться.
— Мы сядем тут, — сказал я.
— Но…
— Давай без «но»!
— А как же Гавриил? И остальные?
— Они нас разыщут.
Иосиф, однако, чувствовал себя неуверенно. Жуя и утирая рот, он не забывал вертеть головой и вглядываться в толпу. Марию смущала наша простая снедь: вдруг кто-нибудь приметит и станет насмехаться… Но мы сидели в окружении ровни. Таких же сельчан, как мы сами. Которые пришли сюда с теми же благочестивыми намерениями, с той же робостью. Здесь все ели, пили и ковыряли в зубах. И у всех свербело в голове одно: «Вот я и побывал в Храме. Теперь бы скорей попасть домой и рассказать об увиденном». Только никто не брал на себя труд по-настоящему
Похоже, эти люди, возжелавшие полюбоваться здешней красой, не могли поднять голову, чтобы узреть роскошные одежды храмовых служителей, не говоря уже о том, чтобы задрать ее к золоту куполов. Глаза их ограничивались созерцанием того, что было у земли: подолов священнических одеяний.
— Может, походим, оглядимся? — спросил я после еды.
— Разве мы плохо сидим?
— Вы что, приехали сюда сидеть?..
— Иди пройдись, — сказал Иосиф. — Ты знаешь, где нас найти.
Святая Святых. Главный источник. Подпустят ли к нему близко?
Я встал и хотел ринуться одновременно во все стороны. Меня разрывало нетерпение. Хотелось сразу охватить всё и вся. Я блуждал по светлым и темным проходам Храма, пересекал его дворы, проходил мимо родников и купелей с отражающейся в воде луной.
Где же сокровенный источник? Источник познания?!