Послание из пустыни

Человек вроде бы видит далеко окрест. Но бывают мгновения, когда от одного взгляда мир вдруг ширится, становится вдвое, втрое, вдесятеро больше того, каким был только что. Перед тобой словно раскрываются пять новых материков.

Девушка оборотилась — и превратилась в женщину.

Превращение случилось в тот самый миг, когда ее взгляд встретился с моим, а губы раздвинулись, обнажив белые зубы и красный кончик языка.

Я испытал внутренний толчок. Земля вдруг заходила ходуном, ноги утратили опору, я потерял ощущение верха и низа. На меня снизошло внезапное озарение.

Она стояла на границе света и тьмы, там, куда дотягивались лучи восходящего солнца. Взметнувшийся из-под босых ног мелкий песок осел. Одной рукой девушка придерживала кувшин, отчего стан ее изогнулся дугой, образуя красивейшую, доселе неизвестную геометрическую фигуру.

Непонятно почему я еще раньше выложил на песок три яйца, которые Мария сунула мне в дар.

Теперь я взял одно из них, очистил, надкусил и, поднявшись, двинулся по направлению к девушке.

— Как тебя кличут? — вполголоса спросил я, чтобы меня не услышали стиравшие женщины.

— Амхара, дочь Гидеония-мельника.

Я протянул ей яйцо. Когда она брала его, наши пальцы на миг встретились. Она тоже откусила от яйца… и вернула его мне.

Затем пустилась бежать. Но не в город, а прочь от него, в рощу.

Прихватив яйца, я пошел следом. Девушка пряталась за деревьями, выглядывала из-за стволов. Она более не улыбалась, и ее взгляд тяготил меня, придавливал к земле, точно мешок с каменьями… я едва волочил ноги. Стоило мне хоть чуть-чуть нагнать ее, как она перебегала к следующему дереву. В отличие от меня она хорошо знала местность и легко находила броды в оросительных каналах, я же не замечал их и вынужден был идти дальше, преодолевая большие расстояния. Зачастую нас разделяли лишь канал и высокая насыпь, тем не менее я всегда оказывался на другой стороне от девушки. Я чуть не плакал от неимоверной тяжести ее взглядов.

— Меня зовут Иисус, — заплетающимся языком выговорил я.

Она не отвечала. Просто стояла по ту сторону канала. Но вот она села на берегу, и я последовал ее примеру. День явно не предназначался для слов, это был день землетрясений, день, когда произошло нечто из ряда вон выходящее, когда в мире установился новый порядок. Мы завели безмолвную беседу.

— Я люблю тебя, Амхара, — почти беззвучно сказал я.

— Я люблю тебя, Иисус, — беззвучно сказала она.

Слышалось лишь наше частое дыханье да шелест пальмовых листьев на утреннем ветерке.

— Я направляюсь в Кумран, — без слов сказал я. — Через час меня тут уже не будет.

— Я знаю, потому и расстроилась, — сказала она.

Безмолвная беседа обрела страстность:

— Но мы никогда не забудем друг друга!

— Конечно, нет. Мы с тобой останемся тайной от всех, но я буду часто приходить сюда одна.

— А я буду год за годом разбирать тексты, стану ученым, освою новый язык, которого будет бояться моя матушка, но тебя я не забуду до самой смерти.

— А я скоро выйду замуж, у меня есть жених, вчера он как раз приехал в город, чтобы подготовить нашу свадьбу. Я нарожаю ему кучу детей, и они будут кричать и плакать и смеяться, но тебя я не забуду до самой смерти.

— А я спасу свой народ от римлян, и ввяжусь в борьбу, и, возможно, погибну в этой борьбе, но тебя я не забуду до самой смерти.

Не отрывая от меня взгляда, она вытащила из волос булавку и вонзила ее в палец. Когда палец обагрился кровью, она перекинула булавку через канал. Я поймал ее, тоже проткнул себе палец и перебросил булавку обратно.

Мы были величавы, как кедры, устойчивы, как тяжелогруженые суда в шторм, и безмолвны, как пустыня в полуденный зной.

— Я потеряю все зубы, груди мои обвиснут, подошвы задубеют, но я все равно буду помнить тебя до самой смерти.

— Я переживу унижения, предательство и крах, но все равно буду помнить тебя до самой смерти.

Ломая ногти, я почистил второе яйцо, откусил, бросил оставшуюся половину девушке. Она лизнула гладкую кожицу и запихнула яйцо в рот.

Мы оба знали, что можем перенестись друг к другу по воздуху, но тогда наступил бы конец этому чуду: все опять пошло бы своим чередом, вернулось на круги своя, и мир втянул бы нас в распрю, которая, возможно, стала бы всеобщей погибелью.

Я взял третье — и последнее — яйцо и уже собрался метнуть его на ту сторону, как вдруг мне попали по руке брошенным сзади камнем. Я выпустил яйцо, и оно покатилось по насыпи, скакнуло в воду и, отсвечивая белыми боками, неторопливо опустилось на дно. Амхара в страхе вскочила, всплеснула руками…

Я обернулся и увидел в кустах множество черных как смоль ребячьих глаз. На меня смотрело человек десять, если не пятнадцать детей. За ними мелькнула чья-то белая одежда. Мне показалось, что это Иоханан.