Послание из тьмы

– Сколько еще раз мне следует повторить внушение, чтобы оно до тебя дошло? Когда ты усвоишь, что от твоих выходок матери может стать только хуже?

– Я говорил с доктором, – сквозь зубы возразил Эдвард. – Он не отрицает, что сила…

– Мало ли чего в теории не отрицает наука! – взорвался отец. – А на практике все это оказывается фиглярством либо детской игрой. Мы демонстрируем всему миру сыновнюю любовь! Смотрите все, я часами просиживаю у ног матери, не щажу себя, чтобы ей помочь, хвалите меня за это!

– Отец!

– Молчи! Где была твоя сыновняя любовь полгода назад? Леди Адель уже тогда была нездорова, и что ты уделял ей, кроме «Доброе утро, матушка» в час дня, когда отоспишься? Ты болтался неизвестно где, волочился за развратницами, а мать не спала ночей, дожидаясь, не придешь ли ты! Каждая такая ночь укорачивала ей жизнь. А теперь ты намереваешься восполнить потери патетическими жестами и заклинаниями?

– Отец!!

– Да, я твой отец, родитель пустозвона и бездельника, не способного думать ни о чем, кроме своих удовольствий. Неужели ты не понимаешь, что мать подыгрывает тебе, чтобы не расстроить, не огорчить дитя? Она, в отличие от тебя, умеет любить!

У сэра Эдгара дрожали руки и в глазах стояли слезы, но сын не видел этого – он упорно смотрел на мраморную ступеньку, по которой цепочкой ползли муравьи.

– Куда ты смотришь? Ты меня слышишь? – В ярости граф Клиффорд взял его за подбородок и заставил глядеть себе в лицо. – Запомни: я запрещаю тебе устраивать эти фокусы. Выбирай – или ты ведешь себя пристойно и помогаешь мне скрасить матери ее последние дни, или я отправляю тебя в Клиффорд. Ты понял?

У Эдварда перехватило горло, и ответить он не смог. Отшатнувшись от разгневанного родителя, он помчался вверх по лестнице, по двору, ничего не видя перед собой, и чудом не сбил с ног горничную, которая несла завтрак для их сиятельств.

* * *

Эдвард влетел в свою спальню, рухнул на постель и замер в полном отчаянии. Весь его ясный, веселый, прекрасно уравновешенный мир, подточенный месяцами подавляемой тревоги, обрушился и стал безобразной, бессмысленной грудой обломков. Он так старался! Столько всего прочитал, продумал! Не то плохо, что отец не понимает, – когда-нибудь можно будет договориться. Другое страшно: а если он прав? «Отец прав, а я – именно бессердечный себялюбец, ищущий похвал? И маме от меня одни огорчения? Что я возомнил, куда занесся?»

Эдвард застонал и съежился, словно у него свело живот.

– Сударь, вам нехорошо? Позвать врача?

Эктор! Откуда он? А-а, да ведь по утрам он убирается в гардеробной…

– Со мной все в порядке. Ступай.

– Вы же еще не завтракали.

Да. Не завтракал, хотя голоден зверски, как всегда после очередной попытки исцеления. Эктор заметил это. Отец – нет. И к лучшему, что нет, иначе непременно попрекнул бы обжорством в такое время, когда…

– Иди. Я ничего не хочу. Если леди Адель спросит, скажи, что я поел.

Недоверчиво покачивая головой, камердинер вышел.

Все-таки его появление направило мысли Эдварда в другое русло. Он сказал матери, что у него дела. Нет никаких дел. Да и раньше стоило ли называть делом то, зачем он бывал в городе? Но и выставить себя явным вралем так не хотелось…

Эдвард встал и поплелся в гардероб. Дела нет, а идти придется. Он выбрал в шкафу самый скучный костюм, серый с синими шнурами, с сомнением взглянул на аккуратно развешенные кружевные воротнички и ограничился тем, что вытащил воротник рубахи поверх камзола. Натянул какие-то сапоги, нахлобучил первую попавшуюся шляпу и вышел, никем не замеченный, через черный ход.

Он шагал, не разбирая дороги, и не налетал ни на кого лишь потому, что благоразумные прохожие, завидев юного кавалера с безумными глазами, сами торопились посторониться. Каких только предположений они не строили! И все же никто из них не мог бы догадаться, в чем причина терзаний долговязого юнца.

Снова и снова он перепроверял все, что делал и думал в прошедшие полгода. Существование Древнего народа неоспоримо. От него остались почти не тронутые временем крепости и храмы – даже где-то на окраине столицы они есть, кажется. Сохранились рукописи, обычаи, язык. Ученые мужи не отрицают, что если и не было это племя бессмертным, то долголетием отличалось неимоверным. Разве не означает это наличие особых свойств и сил? Дальше: в народе говорят, что Древние вступали в брак исключительно по любви, и потому брали в жены и крестьянок, а не одних знатных девиц, как пишут в учебниках. И древняя кровь может оказаться у кого угодно: у кружевницы, у того же Эктора – а с ней и таинственная сила. Ее только нужно пробудить.