– Фантазия богатейшая, – одобрительно кивнул Гарри, – и с солидным литературным обоснованием. Однако все, чего я хочу, вы, прекрасная воительница за справедливость, сможете увидеть, как только я развернусь, – истину, нагую в буквальном смысле. Не менее, но и не более. Увы, вашим отказом жизнь моя не будет разбита. Я привык портить ее самостоятельно. Жаль хорошего дня, вот и все… Отведите меня домой, отправляйтесь к себе в школу, а я залягу спать в одиночестве. Но…
Лукавый Кингстон сумел все-таки подловить Мод врасплох. Внезапным резким движением он обхватил ее талию, притянул к себе. Их головы соприкоснулись, их дыхание смешалось.
– Но вы лжете, Мод. – Он говорил теперь быстро, отрывисто, прямо ей в ухо. – Зачем бояться собственных желаний? Цепляться за теории и принципы стоило бы, когда они – желания – опасны, а что изменится, если по пути к великой цели вы позволите себе день отдыха, а мне – немножко нечаянной радости? Или ваши убеждения настолько шатки, что незамедлительно от этого рухнут?
– О Гарри, что вы со мною делаете…
– Пока – ничего. – Он вдруг лизнул ее висок. – Но готов на многое. Решайте же! Мы уходим?
– Нет. – Мод осторожно, как неведомого зверя, погладила его по голове. – Я не хочу портить этот день ни вам… ни себе.
Ошеломляющая неожиданность… Так обозначила она позже, гораздо позже – эти бесконечные минуты. Ни один из ужасов, слышанных или читанных о плотской любви, ее не постиг. Этот мужчина не сопел, не рычал и не кусался. Нежно и неуклонно вел он ее… куда? В мире не осталось ничего, кроме морской соли и счастливого смеха, все сверкало и искрилось, а когда Гарри дошел до цели, настал блаженный покой.
– Это всегда так? – спросила Мод. – Так… волшебно?
Они лежали, обнявшись, грызя яблоки и греясь на солнышке; им лениво было даже расправить смявшиеся полотенца. Море, шипя, забрасывало на берег длинные пенистые языки, пытаясь лизнуть им ноги.
Гарри ответил честно:
– Не всегда и не у всех. Я хотел доставить вам удовольствие нематериальное – ведь никакого иного вы не приняли бы. А я если что и умею…
Он поморщился, будто вспомнив что-то неприятное, высвободился из кольца ее рук, приподнялся на локтях, и Мод стало тревожно.
– Мне кажется, что волны позволяют себе больше, нежели час назад. И у чаек истерика. Мод, вы упоминали дымку на горизонте. Она еще есть?
Мод встала на колени и посмотрела вдаль. Неизвестно отчего сердце ее стиснул страх.
– Дымки нет. Небо ясное, но… там, на самом краю какое-то странное облачко.
Гарри сел так резко, что песчинки вокруг него взлетели.
– Длинное как веретено?
– Да… Это плохо?
– Забирайте наше имущество, и идем наверх. Там оденемся – объясню!
Языки пены уже ощупывали стену террасы, пробуя ее на прочность, когда Мод надевала блузку. Весь видимый полукруг моря вскипел. Иррациональный страх нарастал.
– Хорошо, что вы не носите корсет, – заметил Гарри, застегивая манжеты. – Быстро управились. Как там наше веретенце?
– Оно выросло… О боги, что же это такое?
– Шквал, – сквозь зубы обронил он. – У нас есть минут десять. Давайте мне руку – и бегом отсюда!
Первый порыв ветра догнал их в самом начале аллеи. Верхушки деревьев метнулись и застыли. А небосвод стремительно темнел.
– Крепко мы влипли. – Гарри кусал губы, лицо его помертвело, черты заострились. – Орвелл считал: это явление случается каждые лет восемь, длится полчаса, а последствия исправляются по полгода… Мод, бегите и скажите, пусть в доме ставни закроют и не выходят!
– А вы?!
– Я… пережду. Оставьте меня здесь, под ближайшим деревом.
– Нет и нет! – отрезала Мод. – Чтобы вам на голову упали какие-нибудь ветки? Госпожа Томсон и Лиззи сами сообразят, что с окнами делать. Вам плохо, я это вижу, хватит притворяться! Не можете бежать – пойдем шагом.
Ему осталось только кивнуть.
– Ладно, ладно. Тогда – к фонтану! Там скамьи каменные, укроемся…
Второе дуновение шквала помогло им долететь до площадки с фонтаном. Морское чудище исправно извергало воду из пасти, но струя рвалась, ее сносило вбок. Оба худые, Мод и Гарри уместились под сиденьем скамьи – длинной мраморной плитой, – закутавшись в полотенца и тесно прижавшись друг к другу. Гарри судорожно вцепился в мохнатую ткань, Мод чувствовала, как вздрагивают его пальцы.
– Вам совсем плохо?
– Холодно… Хуже еще не бывало.
– Да что же это за беда такая?!
– Не знаю. У меня просто болит… все, что когда-то…
Рыча и воя, глуша все звуки жизни, над ними пронесся ураган. Деревья стонали, как люди, вихрями взвивалась легковесная труха, трещали и рушились надежные сучья. Липа рядом со скамьей потеряла лучшую из своих ветвей. Она легла поперек, разбив спинку, и спрятавшихся спасла лишь кривизна мелких веток: они аркой перекрыли сиденье и легли веером по плитам площадки в пяти дюймах от локтя Гарри.
– Пронесло, – хрипло сказал он. – Теперь дальше улетит…
– Ох, что же делается у нас в поселке? – прошептала Мод. – Ведь все размечет…
– Нет. Сильнее всего бьет здесь – это единственный недостаток нашей бухты.
– Вроде бы утихло… Может, вылезем и дальше пойдем?
– Утихло? Да вы прислушайтесь!