Послание из тьмы

– Догадывайтесь на здоровье, мой друг, – беззлобно проворчал Браун-Смит. – Лишь бы куратор не догадался. Мне бы очень не хотелось присоединиться к достопочтенному Сангуме и впредь наблюдать за библиотечной жизнью только через оконное стекло.

За окном и в самом деле появилась голова лесного сычика, повадившегося залетать в гости к Браун-Смиту. Сангума с таким обиженным видом постучал клювом в оконную раму, что оба друга расхохотались куда громче, чем это дозволительно даже в пустой библиотеке.

– Что ж, Грегори, – сказал, отсмеявшись, Ледоу, – раз вы сами признаете жестокость подобного наказания, давайте простим нарушителя и впустим его. Тем более, – добавил он, глядя в спину уже направившегося к окну библиотекаря, – что я в данном случае разделяю его негодование. Просмотрел я вашу книжку, насколько позволило мое знание французского. Крайне примитивный пасквиль, способный развеселить разве что моих констеблей. Если бы, конечно, они владели языком Дидро и Вольтера.

– Откровенно говоря, мне тоже кажется, что автору здесь несколько изменило чувство юмора, – заметил Грегори, скармливая сычику первого мучного червя.

– Уж не хотите ли вы сказать, что раньше этот автор писал смешнее?

– Дело даже не в том, как он писал, – вновь посерьезнел библиотекарь. – А в том, какие цели перед собой ставил. В прежних мистификациях мсье Таксиля было больше дерзости, больше полета. Это ведь тот самый весельчак, что выдумывал страшные истории про сатанистов и десять лет – почти как Моисей еврейский народ – водил за нос его святейшество Льва Тринадцатого вместе с кардиналами. Вы должны помнить этот скандал, Чарльз. О нем в свое время много писали.

– Кажется, припоминаю. Там еще что-то было про невесту дьявола. Как же ее звали? Диана…

– Воган.

– Точно, Воган, – кивнул Ледоу. – Выходит, это наш старый знакомый! Тогда вдвойне обидно. Одно дело – высмеивать живых церковников, и совсем другое – выискивать несуразности в Евангелии, написанном почти две тысячи лет назад.

– Совершенно с вами согласен, друг мой, – произнес Браун-Смит, обращаясь то ли к инспектору, то ли к сычику, то ли к ним обоим одновременно.

Но Ледоу, разумеется, принял реплику исключительно на свой счет.

– Так зачем же вам тогда понадобилась эта книжка, Грегори? Судя по всему, она не стоит не только расшатанных нервов почтенных торговцев с Хаймаркета, но даже того шиллинга и двух пенсов, которые я за нее заплатил. А я, да будет вам известно, отказался принять ее в подарок, как бы эти пройдохи ни настаивали. Не хватало еще, чтобы они решили, будто я им теперь чем-то обязан!

Библиотекарь задумчиво посмотрел на инспектора. Уже не в первый раз у Грегори возникло ощущение, что его друг несколько сгущает краски, описывая свои отношения с лондонскими полулегальными коммерсантами. Возможно, таким замысловатым образом Чарльз боролся с собственными сожалениями по поводу упущенных возможностей. Среди городских обывателей в последнее время укоренилось мнение, что полицейский инспектор, при определенной ловкости и широте взглядов, может за время службы обеспечить себе безбедную старость. Не исключено, что подобные мысли посещали и миссис Ледоу. Если так, то и в самом деле лучше отвлечь друга от мрачных дум какой-нибудь занимательной историей.

– Мой дорогой Чарльз, я и сам считал эту книгу пустой и бесполезной, – сказал Браун-Смит, отпуская сычика немного полетать по комнате. – Пока не добрался до последних ее страниц.

– Да? И что же там такого интересного на последней странице?

– Что интересного? Там просто удивительное преображение. Заключительная глава начинается в том же стиле, в каком написана остальная книга. И вдруг резкий поворот. Как будто ярмарочный арлекин посреди очередной комической сценки снимает маску, и под ней оказывается серьезный ученый, высказывающий смелые и неожиданные предположения. У меня даже возникло ощущение, что это очередная мистификация Таксиля. Что он написал всю эту глуповатую и пошловатую книгу ради нескольких абзацев в заключительной главе. Да еще и спрятал их так, что не сразу найдешь. Впрочем, что я вам рассказываю – вы лучше сами взгляните!

– Ну-ка, ну-ка… – заинтригованно пробормотал Ледоу, пролистывая последние страницы книги. – В заключительной главе, говорите? Сейчас мы ее…

Инспектор углубился в чтение, время от времени поднимая голову и беззвучно шевеля губами. Видимо, мысленно проговаривая слова чужого языка, ему было проще вспоминать их значение. Но одну из фраз на французском он все-таки произнес вслух:

– «Et Flavios Josephe lui-meme n’a rien su des predications publiques du Messie Jesus, rien su de ses miracles public, rien su de son crucifiement public…»[36] Послушайте, Грегори, но ведь это же неправда! Насколько мне известно, как раз Флавий писал про Иисуса, и именно его высказывания обычно приводят в доказательство историчности Христа. Даже термин специальный есть… Э-э, Грегори, ну вы-то должны знать, как звучит на латыни «свидетельство Флавия».

– Testimonium Flavianum.