– После всего услышанного ранее – да, не очень, – согласился Ледоу. – Хотя идея довольно красивая, по-французски изящная, но слишком легковесная для нас, островитян. Я даже готов поверить, что древние христиане назвали своего бога в честь городского сумасшедшего. Пусть так. Но чтобы они смирились с тем, что сочинители этой истории втоптали в грязь имя их настоящего учителя, превратив его в предателя, – нет, это совершенно неправдоподобно. Мой дорогой Грегори, у вас с мсье Таксилем богатая фантазия, но что-то вы здесь недодумали. Пожалуй, я загляну к вам на той недельке, – добавил он с ехидной усмешкой, пытаясь одним этим выпадом отыграться за все уколы, пропущенные за вечер. – И тогда вы расскажете мне что-нибудь более убедительное.
Инспектор поднялся со стула, явно собираясь попрощаться с другом.
– Не торопитесь, Чарльз, – остановил его библиотекарь. – Вы ведь так и не выполнили мою просьбу.
– Какую?
– Я просил вас помочь разобраться со свидетельством Флавия, – с мягкой улыбкой напомнил Браун-Смит.
– Да? – пожал плечами инспектор. – А мне показалось, что мы уже все решили: в первой своей книге Флавий не упоминает о Христе, потому что сам ничего о нем не слышал. Хотя после распятия якобы прошло больше сорока лет. А через двадцать лет ему кто-то уже рассказал эту историю. Приходится сделать вывод, что ее придумали как раз в период между датами написания этих двух книг.
– Не спорю, – согласился библиотекарь, подманивая к себе сычика банкой с мучными червями. – Но ведь Флавий не мог этого не понимать.
– Не мог.
– Зачем же тогда он лжесвидетельствовал?
– А зачем вообще свидетели меняют показания? – задал встречный вопрос инспектор и сам же на него ответил: – Под нажимом служителей закона или настоящих преступников. Как по-вашему, Грегори, мог на Флавия кто-то надавить?
Браун-Смит осторожно, чтобы снова не вспугнуть Сангуму, развел руками.
– Если только его покровители – император Веспасиан и его сыновья. Но никто из них не был христианином, а значит, и не был заинтересован в подтверждении легенды. Сомнительно также, чтобы Флавия могли запугать какие-то тайные приверженцы христианства.
– Хорошо, а подкупить? Или, допустим, попросить о дружеской услуге.
– Это не исключено, – кивнул Браун-Смит. – Но и не доказуемо. Не говоря уже о том, чтобы установить имя этого человека.
– А вы все-таки попробуйте, – не отступал инспектор. – Может быть, Флавий все-таки назвал какое-то имя или некие известные современникам обстоятельства. Когда человека вынуждают к нежелательным публичным действиям, он нередко оставляет такой намек.
– Право, даже не знаю, – задумчиво потер подбородок Браун-Смит. – В предисловии к «Иудейским древностям» Флавий благодарит за помощь некоего Эпафродита. Так звали раба и секретаря императора Нерона, который помог своему хозяину совершить самоубийство. Позже этот Эпафродит служил и у семейства Веспасиана, пока его самого не зарезали.
– А он мог быть тайным христианином?
– Трудно сказать наверняка, если он действительно был тайным. Хотя… – Браун-Смит осторожно снял Сангуму с локтя и снова подошел к стеллажам. – Кажется, я встречал это имя где-то в раннехристианских текстах.
Он довольно долго листал старые, пахнущие пылью тома, пока наконец не потряс с торжествующим видом одним из них.
– Вон он – наш Эпафродит! А может быть, это совсем другой человек. Но он упоминается в числе семидесяти апостолов. А Метафраст называет его епископом города Таррацина в Италии. Совсем недалеко от Рима. Так что он вполне мог видеться с Флавием, даже если не был тем самым рабом-советником. А тот, в свою очередь, действительно оставил в рукописи намек на то, что на него оказывали давление. И не один! – неожиданно добавил Браун-Смит.
– Кто не один? – удивленно спросил инспектор.
– Не кто, а что, – поправил библиотекарь. – Намек не один.
Ледоу продолжал смотреть на него с недоумением.
– Не понимаете? – усмехнулся библиотекарь. – Но ведь это же так просто, Чарльз! Смотрите, Флавий по настоянию Эпафродита вставляет в рукопись рассказ об Иисусе. Не вычеркивая при этом реальный исторический эпизод, положенный в основу легенды. Вероятно, он рассчитывает, что внимательный читатель наткнется на этого двойника, сопоставит факты и все поймет. А если не поймет, не наткнется? Нужно ему подсказать. И Флавий уже сам сочиняет третью историю – про того самого сумасшедшего по имени Иисус. Она же откровенно пародийная, неужели вы не видите? Впрочем, вам простительно, но как этого не увидел Таксиль? Мастер мистификации не распознал в другом такого же мастера. Вот где настоящая трагедия, друг мой!
– Вы думаете? – рассеянно произнес Ледоу.
– А как же! Если даже близкий вам по духу человек не понимает, где вы говорите серьезно, а где дурачитесь, – это очень грустно.
– А я близкий вам по духу человек? – спросил инспектор таким тоном, словно хотел задать совсем другой вопрос: «А я не понимаю?»
– Можете не сомневаться, дорогой Чарльз, – успокоил его Браун-Смит.
Впрочем, успокоил ли?
Инспектор заметно скис, а через минуту встал и немного натянуто проговорил: