Я поначалу так удивился виду дамы, столь легко одетой для подобной ночи, что едва понимал, как поступить, но, оправившись от изумления, громко предложил свою помощь, если она того пожелает. Ответа мне не было. Я поехал быстрее. Лошадь моргала, артачилась, время от времени вздрагивала, уши ее были прижаты от страха. Тем не менее фигура по-прежнему оставалась чуть впереди. Тогда я подумал, что вижу не женщину, а переодетого грабителя, который ждет подходящей минуты, чтобы схватиться за узду и остановить двуколку. Охваченный этой мыслью, я произнес:
– Умница, Боз! Эй! Погляди-ка на это, мальчик!
Но пес лишь вздрогнул, словно в ужасе. Тем временем мы добрались до перекрестка.
Ожидая самого худшего, я натянул поводья и вытащил упиравшегося Боза наружу за уши. Пес был мне хорошим защитником от любых напастей – от крысы до человека, – но той ночью убежал в кусты и улегся там, пряча морду в лапы, скуля и воя. Я подошел к фигуре, стоявшей перед лошадью. И, когда незнакомка обернулась, увидел Харриет – так ясно, как вижу теперь вас! – бледную, спокойную и безмятежную, словно смерть сделала ее совершенной и прекрасной. Признаюсь, что хоть я и человек с крепкими нервами, но тогда почувствовал слабость. Харриет смотрела мне в лицо долго, требовательно и безмолвно. Я догадался, что передо мной ее дух, и на меня снизошло странное спокойствие и уверенность, что она ничем мне не навредит. Когда я смог заговорить, то спросил, что ее беспокоит. Она по-прежнему взирала на меня, в ее холодном, остановившемся взгляде ничто не изменилось. Но в моей голове промелькнула мысль, что все дело в детях, и я произнес:
– Харриет, вы беспокоитесь за своих девочек?
Молчание.
– Харриет, – продолжал я, – если вы тревожитесь за детей, то будьте уверены: пока у меня есть силы, они ни в чем не будут нуждаться. Покойтесь с миром!
И снова ответа не было.
Я смахнул со лба холодный пот, а когда опустил руку, призрак уже исчез. Я стоял один на унылой заснеженной земле. Утихнувший было ветер овевал меня прохладой, в которой чудился отголосок благодарности моей таинственной визитерши. Холодные звезды мерцали с далеких синих небес. Пес подобрался ближе и украдкой лизнул меня в руку, словно говоря: «Добрый хозяин, не сердись. Боз служил тебе всегда, кроме этого случая».
Я забрал детей и растил их до той поры, пока они не смогли позаботиться о себе сами.
Лафкадио Хирн
Патрик Лафкадио Хирн – очень необычный автор, чье творчество в равной степени принадлежит Викторианской Британии (но не Англии – скорее, Ирландии), Америке, куда он переселился в 1869 году, и… Японии. Один из лучших востоковедов конца XIX века, он провел в Японии последние четырнадцать лет своей жизни, женился на девушке из самурайского рода (а ведь для той эпохи межрасовые браки были совершенно исключительным явлением!), некоторые свои произведения публиковал под псевдонимом «Коидзуми Якумо» – и был фактически первым, кто познакомил Западный мир с «сумеречными» легендами Страны восходящего солнца.
Руки судьбы
Жена даймё[29]
умирала и понимала, что конец близок. Она не вставала с кровати с ранней осени десятого года эры Бунсэй. А теперь шел четвертый месяц двенадцатого года – 1829-й по западному летоисчислению, – и вишни уже стояли в цвету. Она думала о вишнях в своем саду и о радостях весны, о своих детях и о множестве любовниц мужа – особенно о девятнадцатилетней Юкико.– Дорогая моя жена, – сказал даймё, – ты много страдала в эти три долгих года. Мы делали все, чтобы ты поправилась: присматривали за тобой днем и ночью, молились и постились за тебя. Но вопреки нашим заботам, вопреки умениям наших лучших врачей видно, что окончание твоей жизни близко. Пожалуй, наша скорбь будет сильнее, чем твоя скорбь по уходу в то место, которое так точно названо Буддой «пылающим домом мира». Я прикажу – и неважно, сколько это будет стоить, – чтобы совершили все религиозные обряды, которые приведут тебя к следующему перерождению. И мы все станем молиться за твое упокоение, чтобы ты не угодила в Черное пространство, а скоро попала в Рай и достигла состояния Будды.
Он говорил с предельной нежностью, слегка сжимая ее. Она, прикрыв глаза, ответила тонким, как у насекомого, голоском:
– Я благодарна… очень благодарна за ваши добрые слова… Да, это правда, как вы говорите, я болела три долгих года, в которые за мной ухаживали со всей возможной заботой и любовью. В самом деле, не стану же я сворачивать с единого праведного пути перед самой смертью… Быть может, думать о мирских делах в такой час и неправильно, но у меня осталась одна просьба, лишь одна… Позовите ко мне Юкико – вы знаете, я люблю ее, как сестру. Я хочу говорить с ней о делах этой семьи.
Юкико явилась по зову господина и по его же велению опустилась на колени перед ложем. Жена даймё открыла глаза, увидела Юкико и проговорила: