Послание из тьмы

Молодые люди переглянулись в несколько конфузливом испуге, а потом их неловкость сменилась удивленным смехом. Но махатма следил за ними с невозмутимо серьезным видом.

Смех умолк. Махатма вновь предложил Джеку и Чарли подтвердить их готовность. Друзья торжественно кивнули, хотя на их лицах при этом появились скептические улыбки.

Сам процесс обмена астральными сущностями оказался чрезвычайно прост – по крайней мере, внешне. Молодые люди сели на диван, а махатма приблизился к ним вплотную и пристально взглянул каждому в глаза. Что при этом происходило на «тонких слоях» бытия, навсегда останется тайной для непосвященных умов – однако махатма с уверенной улыбкой отступил от замерших неподвижно юношей, надел перчатки и шляпу, взял трость и вышел из квартиры, где происходил этот разговор, оставив двух друзей в состоянии, напоминающем глубокую дрему.

К моменту их пробуждения миновало уже несколько часов: тени в комнате по-вечернему удлинились. Наконец приятели одновременно вынырнули из дремотного забвения – и, взглянув друг на друга, тут же поняли: затея удалась.

– Поверить не могу, мы действительно обменялись душами! – воскликнул Чарли.

– Да как сказать… – Джек потянулся к карману, где обычно хранил сигареты любимого сорта, достал пачку и подозрительно уставился на нее: это был не его любимый сорт. – Что вообще «главнее»: тело или душа? Если первое, то мы обменялись телами. Да и одеждой заодно. Кстати, возьми свои сигареты и пошарь, пожалуйста, в своих карманах – то есть в моих, но они, вместе со всем прочим, сейчас на твоем теле… вернее, душе… Тьфу! В общем, мне нужен мой портсигар. Я не курю те гробовые гвозди, которыми увлекаешься ты.

– Тогда давай уже содержимым сразу всех карманов обменяемся.

– Нет. Я сперва подумал об этом, но давай не будем доходить до абсурда. Проще всего считать это временной арендой дома со всей обстановкой: тело – дом, а одежда и то, что в карманах, – как бы мебель, кухонная обстановка и прочее. Потом арендатор возвращает владельцу всю собственность разом: ты – мне, я – тебе. Конечно, главное тут – «дом», то есть тело…

Он фыркнул. С сомнением покачал головой:

– Случай в юридическом смысле уж очень необычный. Сам-то я понимаю, что хочу сказать, ты, конечно, тоже понимаешь, что я хочу сказать, но вот формулировка…

– Да, мне тоже трудно это сформулировать, – кивнул Чарли. – Слушай, а давай-ка, вместо того чтобы мучиться с абстракциями, лучше опишем наш случай как математическую формулу. Это куда легче запомнить: душа Джека – X, душа Чарли – Y, тело Джека – A, тело Чарли – B. То есть обычно все выглядит так: Джек = XA, Чарли = YB. А вот теперь все выглядит иначе: Джек = XB, Чарли = YA. Теперь ты понимаешь, кем являешься на самом деле, – разумеется, до повторного обмена?

– О да, и этого мне не забыть. Я = XB. А ты, соответственно…

– Я = YA.

– Отлично! Мы определились с тем, кто мы есть, – давай же поспешим заняться тем, для чего это с нами было проделано. Где моя шляпа? Ага, вот…

– Нет. Это было шляпой XA. А теперь твоей голове полагается другая.

– О! Действительно…

Они с некоторым смущением обменялись шляпами (одинаково новыми, одинаково модными и вообще, строго говоря, практически одинаковыми) – и, все еще чувствуя себя неловко, вышли из квартиры. Самое странное было видеть себя со стороны – и при этом знать, что видишь на самом деле не себя, но лишь свое тело.

Впрочем, друзья обоих юношей, повстречавшиеся им на улице, тоже заметили кое-какие странности. Например, Карлтон, друг Чарли, при этом не знакомый с Джеком, был весьма удивлен, когда Чарли скользнул по нему равнодушным взглядом, зато идущий рядом незнакомец приветливо кивнул.

Ирвин Ш. Кобб

Более нетипичный для творчества Ирвина Шрусбери Кобба рассказ, чем «Рыбоголовый», трудно себе представить. Впрочем, это как посмотреть: на своем почти сорокалетнем литературном пути Кобб обращался к жанру хоррора всего дважды – зато… оба этих рассказа, «Рыбоголовый» (1911) и «Неразрываемая цепь» (1923), оказали огромное влияние на Лавкрафта (который на похвалы коллегам по жанру был отнюдь не щедр) и, к большому удивлению самого автора, вошли в золотой фонд американской литературы ужасов.

А вообще-то Кобб – преуспевающий журналист, киноактер, сценарист, автор свыше 300 рассказов и как минимум 60 произведений крупной формы, наиболее характерная особенность его рассказов – добродушный юмор (!), так что даже детективы – а он мастер и детективного жанра тоже, создатель судьи Приста, сквозного персонажа многих историй, действие которых происходит в американской глубинке, – обычно обходятся без убийств. Его личные и общественные взгляды тоже не слишком-то типичны для Америки первой половины ХХ века: Кобб с презрением относился к расизму и антисемитизму, практически в той же степени не терпел модное увлечение мистикой, а его религиозное свободомыслие доходило до атеизма.

Во всем этом он с Лавкрафтом точно не сошелся бы. Однако почетное место рассказов Кобба в жанре хоррора подтверждено не только мнением Лавкрафта и вот уже около ста лет никем не оспаривается.