Читаем Послание к римлянам, или жизнь Фальстафа Ильича полностью

1995. Фальстаф Ильич шел задворками домов, глухими переулками, подземными переходами. Смеркалось и смерклось. Была середина апреля, и только что кончился густой снегопад. Может быть, климатическая несообразность так подействовала на физиологию, но сердце Фальстафа Ильича задрожало от возбуждения и предчувствуемого испытания судьбы. Ему почудилось, что все неким странным образом может свершиться в одной из таинственных частей города, которых он всегда тщательно избегал. Он нисколько не трусил, как трусил обыкновенно, боясь нарваться на хулигана или даже бандита, который не разберет, что первый встречный небогат и пожива будет небогата, а разобрав, еще хуже рассердится, и тогда уж простым ограблением или хотя бы увечьем не отделаешься. Потому тщательно выбирал ярко освещенные улицы, многолюдные перекрестки и дорогу норовил перейти поверху, а не понизу, минуя тоннели. Но сейчас его как будто кто-то звал, неслышимый, неразличимый, зов был как локатор, на который Фальстаф Ильич отзывался всем существом своим и который вел его неизъяснимым путем. Фальстаф Ильич оскальзывался, попадал в месиво грязи, а то и в лужу, в какие быстро превращался белый снег над трубопроводом с горячей водой или в другом месте повышенной теплоотдачи, проваливался в незамеченную яму, но выбирался из нее с честью, даже не испачкав рук, задевал ногой торчавший из земли корень и тогда пролетал несколько шагов почти в параллель земле, и этот пеший, но и летучий маршрут по низким хлябям заснеженного весеннего города и впрямь напоминал полет со сказочной, поскольку не оговоренной, целью в конце. В совершенно безлюдном подземном переходе он перебрал подошвами ног выщербленные цементные ступени и храбро двинулся по таким же выщербленным плитам пола. Выщербленный же кафель плиток тускло отсвечивал в тех двух или трех местах, где давали свет два или три не разбитых грязных плафона. За углом, перед тем, как после лестницы, ведущей вниз, вступить на лестницу, ведущую наверх, он увидел пару слабо светившихся голых рук, обхвативших голову, и затем всю целиком съежившуюся фигуру, сидевшую на ступеньке. По голым тонким рукам Фальстаф Ильич догадался, что перед ним женщина или, в крайнем случае, подросток. То есть совсем не страшное.

Он оказался прав дважды. На каменной ступеньке в позе привычного отчаяния замерла женщина-подросток.

В Москве давно не принято подходить к чужому человеку, спрашивать о чем-то, а тем более предлагать помощь. Нарвешься на жертву рэкета или сутенера, а рэкетир или сутенер рядом, или на наркомана, сифилитика, СПИДоносца, не говоря уже о бациллоносителе туберкулеза в его новых, жутких, не поддающихся лечению формах.

Фальстаф Ильич тронул замершую или замерзшую за плечо. Она отняла руки от склоненной головы, приподняв ее.

— Вы не слышали моих шагов? — спросил Фальстаф Ильич.

Она не ответила.

— Как же вы не боитесь, что кто-то подойдет и… обидит вас? — задал он очередной вопрос.

В темноте он различал худое тонкое лицо, спутанные волосы и одежду, не похожую на одежду падшего человека. Впрочем он не слишком отчетливо разбирался в современных градациях и видах падения.

— Кто обидит? — хрипло спросила девушка.

Кажется, ее можно было так назвать.

— Я, например, — храбро предложил себя в обидчики Фальстаф Ильич.

Она опять уткнулась в собственные руки, даже не усмехнувшись, не приняв сказанного даже в виде шутки, как на то рассчитывал Фальстаф Ильич при завязке беседы, и этим как бы обидев вероятностного обидчика.

Он дотронулся до ее запястья:

— Вы замерзли.

— Хотите предложить согреться? — так же хрипло спросила она.

— Да, пойдемте! — неожиданно для самого себя энергически произнес Фальстаф Ильич.

Энергия возымела действие. Незнакомка встала, он протянул ей руку, она вложила в чужую свою, они поднялись по лестнице. Оба шли молча, он впереди, ведущий, она чуть позади, ведомая, и это положение было таким интересным для Фальстафа Ильича, что он не заметил сам, как бодро начал насвистывать какой-то мотивчик.

— Любите битлз? — безжизненно спросила девушка.

Он не понял.

— Вы свистите Еллоу субмарин.

Он опять не понял, но через секунду до него дошло и он рассмеялся:

— А-а… Не знаю, так, в голову пришло, сам не знаю, откуда. Я знаком с другой музыкой.

Перейти на страницу:

Похожие книги