Люди, к которым апеллирует Апостол, названы братьями
(1), и в сознательном выборе им этого слова не приходится сомневаться. Все рассуждения Павла в предыдущих главах ясно отражают напряженные отношения иудеев и язычников в тогдашней Римской церкви; главы 9–11 посвящены анализу роли Израиля и других наций в реализации исторического плана Бога. Павел вновь вернется к этой проблеме в главах 14 — 15, пока же различия между природными и привитыми ветвями оливкового дерева отходят на второй план. Все верующие, независимо от их этнической принадлежности, — братья и сестры в одной интернациональной Божьей семье, и поэтому все имеют одно призвание — быть святым, посвященным, смиренным, любящим и сознательным народом, принадлежащим Богу.Во–вторых, важным фактором является присутствие в первом стихе слова итак
и выражения милосердием Божиим (буквально «милостями», множественное число, ПНВ) с древнееврейским словом, которым было принято обозначать многочисленные и разнообразные проявления Божьего милосердия. На протяжении одиннадцати глав Павел разворачивал картину милостей Бога. Действительно, Благая весть — это исключительная Божья милость не имеющим извинения и не заслуживающим милости грешникам, явленная в предании Им Своего Сына на смерть (ради них и в оправдание их по их вере), в ниспослании к ним Духа, дарующего им жизнь, и в их усыновлении Отцом Небесным. Надо сказать, что «милость» является «ключевым словом» в главах 9 — 11[637]. Поскольку спасение зависит «не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего» (9:16), а цель Его — «явить богатство славы Своей над сосудами милосердия» (9:23). Далее, поскольку непокорные язычники «ныне помилованы», то и непокорный Израиль теперь будет «помилован» (11:30 и дал.). «Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать» (11:32).Начиная главу 12, Павел вновь уповает на «милосердие Божие» (1а), делая его основанием своего этического учения. Он знает — в этом немаловажен его личный опыт — что самым действенным стимулом к святой жизни является созерцание Божьих милостей. Ф. Ф. Брюс писал: «Как хорошо сказал Томас Эрскин из Линлатена, «религия Нового Завета — благодать, а этика — благодарность». Не случайно в греческом языке одно существительное (chads)
обозначает и «благодать», и «благодарность» [638]. Божья благодать ни в малейшей степени не поощряет грех и не смотрит на него сквозь пальцы, напротив, она есть главный импульс и фундамент, на котором строится праведная жизнь.В–третьих, раздумывая над целями и причинами обращения Павла, мы не можем не заметить его двойственной направленности. Оно касается нашего тела и нашего разума, предоставления наших тел Богу и нашего преобразования вследствие обновления наших умов.
Вначале наши тела. Умоляю вас,
— пишет Павел, — представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную — для духовного поклонения (16)[639]. Используя тематику жертвоприношения (в этом предложении пять более или менее специальных слов–терминов), Павел рисует здесь символическую картину. Мы как бы предстаем здесь священниками, которые в порыве благодарности Богу за Его милость представляют свои тела в качестве живых жертв. Эти жертвы, как явствует из текста, святы и благоугодны Богу (что обозначает физическую непорочность и отсутствие дефектов) а также источают приятное благоухание (ср.: Лев, 1:3, 9). и в данном контексте все это эквиваленты определенных моральных качеств. Такой жертвой является наше «духовное поклонение»[640]. Слово logikos (переведенное как «духовный») может также переводиться «разумный» (АВ) или «рациональный». Если признать первый вариант перевода верным, тогда принесение себя в жертву Богу является единственно разумным, логичным и уместным откликом на Его самоотверженное милосердие. Если же принять вариант «рациональный», тогда следует согласиться с переводом «поклонение, идущее из разума и сердца» (ПАБ), являющееся духовным, а не церемониальным актом, то есть «разумное поклонение» (ДБФ), в котором максимально участвует наш разум.Некоторые богословы используют для иллюстрации этой темы великолепную цитату из Эпиктета, философа–стоика первого века: «Если бы я был соловьем, я бы делал все, что положено соловью; если бы я был лебедем, я делал бы все, что положено лебедю. Но я есть logikos
(то есть разумное существо), следовательно, я должен славить Бога»[641].