Эраст и Бенедикт с готовностью кивнули.
— Мы будем часовыми.
— Лучшими часовыми!
5. Рай сердца
Вечером беженцы Брандиса собрались перед палаточной часовней на общий собор. Плотники наскоро соорудили трибуну для выступающих, повсюду загорелись самодельные лампы и факелы, тут и там разожгли костры. Все с терпением ожидали выхода старейшин Братского Единства, которые уже несколько часов совещались в часовне. Шепотом распространялись слухи:
— Императорская армия наступает.
— Рассказывают, что папа болен…
— Черная смерть погубила почти все население Пшерова.
— Там погибли жена и дети учителя.
— Потому он не выходит, скорбит в шалаше.
— Как такое горе пережить?
— Только верой в Бога.
В это время Ян сидел у стола, склонив голову, и плакал. Ему было очень тяжело переносить сердечную боль. Он повторял себе:
— Конец моим надеждам! Горе мне, горе! Готов умереть тысячу раз, чтобы увидеть свою семью, нежели быть здесь и испытывать такую жестокость. Лучше бы мне никогда не родиться. Скрыться бы мне в пустыне от всего… Ах, Боже! Если ты существуешь, то смилуйся надо мной несчастным!
Сказав это, он ужаснулся…
Он только что усомнился в существовании Бога.
— Боже! Что со мной происходит? Я гибну…
Перед шалашом по — прежнему дежурили часовые.
Пока старейшины задерживались, Мария, мать Ясема, тихо запела у костра.
«Господи, помилуй, Господи прости…»
Эта тихая песня ореолом закружилась вокруг костра, и ее подхватили другие женщины:
«Помоги мне Боже крест свой донести…»
Тогда молитва усилилась, разлетелась по всему городу, и ее подхватили все.
«Ты прошёл с любовью Свой тернистый путь,
Ты нёс Крест безмолвно, надрывая грудь…»
Ян, ошеломленный от осознания своего сомнения в Боге, встал, дотянулся до свечки на столе и зажег ее.
Затем он сел перед свечкой и начал произносить свою внутреннюю молитву, которая приоткрывала для него дверь ко Христу. Она потекла током по всему телу, и Ян почувствовал головокружение. Мир начал уходить из — под его ног, и тогда перед ним возникли невероятные образы.
Сначала они появились в дальнем, западном, углу комнаты. Угол, казалось, расширился до беспредельности, и перед Учителем предстало какое-то поле брани или массовой казни. Оглядываясь, учитель увидел множество умирающих в мучении и в агонии людей. Их состояние было самое жалкое. Смертельно раненные ползали в грязи и рыдали; искали свои оторванные конечности и в ужасе пытались собрать и уложить свои органы обратно в себя. Были и те, кто умирал в почтенном возрасте, однако, их мучение было не менее ужасным.
Множество было и тех, кто умирал не от ран, а от бубонных опухолей. Их тела смердели, они мучились, обезображенные опухолями и нарывами, беспомощно возводили руки к небу.
Каждый с ужасом, рыданием, страхом и содроганием отдавал свою душу, не зная, что с ним будет, и куда попадет он из своего мира.
И ходили между этими несчастными чумные врачи в ужасающих масках. Они проверяли то одного несчастного, то другого, однако, помочь не могли никому. Их суета была излишней.
Ян в ужасе смотрел на страшную картину и искал свою семью среди этих несчастных. Он кидался от одного края к другому. Не было ни Магдалены, ни мальчиков. В их поисках он достиг края поля брани, где увидел, как чумные врачи выбрасывали в бездонную яму за край солнца и света всех без разбора, как умирающих, так и уже усопших.
Ян в ужасе заглянул туда, и перед его глазами предстал мрак кромешной тьмы, границ которой человеческий разум не в состоянии найти. Там были лишь черви, жабы, гады, гной, смрад, запах серы и смолы.
Это был неописуемый ужас.
Ян ходил среди несчастных и плакал. Все его внутренности коченели, его тело содрогалось, и он воскликнул в изнеможении:
— Какой ужасный свет! Жалкие, убогие, несчастные люди! Неужели это и есть последняя слава Человека?
Тут он услышал страшный смех из-за спины и обернулся.
Перед ним был один из чумных врачей. Его маска с длинным клювом придавала его голосу еще более ужасное звучание. Его глаза были покрыты круглыми очками, и их не было видно вовсе.
— Дурак! — казал он сквозь смех, — чего ты следишь за мертвыми с таким удовольствием?
Учитель возмутился и ответил со слезами на глазах:
— С удовольствием? Да я скорблю и плачу…
Чумной врач расхохотался громче.
— Тем более! — сказал он, — кто умер, с тем покончено навсегда!
— Не может этого быть! — крикнул Ян. — Не верю, что эта бездонная яма есть последняя слава Человека, венец прославленных действий! Не верю, что это есть цель всех искусств и всесторонней мудрости, которую превозносят люди. Не верю, что здесь навсегда моя Магдалена и дети…
Чумной врач надрывался со смеху:
— Да, да! Именно так!
— Не верю и не хочу верить тому, что этот конец есть желанный мир и отдых после бесчисленных работ и утруждений! В этом не может быть бессмертия Человека! Тогда лучше бы никому не рождаться, не проходить через врата жизни, если после всех сует мира суждено быть добычей кромешной тьмы!
Чумной врач кивал своим ужасным клювом:
— Да, да! Именно так! Все вы добыча кромешной тьмы! И некуда вам деваться от стрел моей дочки — смерти…
Ян воскликнул: