Послание

Я решил подождать, пока язык начнет нормально двигаться, но пол подо мной зашатался, словно в фундамент бесшумно ударила молния. Она подожгла сваи, потому что дальний конец дома начал рушиться и оседать. Сваи не выдерживают, сказал мягкий голос в моей голове. Но почему тогда мебель не соскальзывает вниз? Я зачарованно наблюдал: мой дом никогда раньше такого не вытворял.

– Как она бьет… – сказал я.

Я услышал холодные переливы струн арфы. Изваяния поднялись в воздух и полетели ко мне, точно бабочки.

– Держи это вот так. Немного вперед. Теперь правильно. Голос Эйвы был записан на пересохшей и никуда не годной магнитофонной ленте, с постоянным шипением и потрескиванием в виде фона.

– Насколько это серьезно? – услышал я голос Гарри, записанный на той же ленте.

– Вторая степень. Выглядит хуже, чем есть на самом деле. Здесь главная опасность в инфекции.

Звуки становились распознаваемыми. Вот прозвучал еще один раскат грома, далекий и приглушенный. Шипение оказалось шумом сильного дождя на моей крыше. Я открыл глаза, выплывая из глубины к искрящейся поверхности. Я попытался сесть, но тяжелая рука Гарри легла мне на грудь.

– Не шевелись, приятель, – сказал он.

Я чувствовал жжение чуть ниже бицепсов. Я был без рубашки и лежал на диване. Эйва растирала меня каким-то лекарственным кремом, по запаху напоминавшим краску, сделанную из гнилой капусты. Я морщился и дергался, но Гарри крепко держал меня за руку.

– Где ты был сегодня вечером, Карс? – спросил он.

– На собрании голубых, – ответил я.

Комната постепенно возвращала себе четкость очертаний. Гарри аккуратно приподнял меня и усадил, а Эйва слабо забинтовала мне руку от плеча до локтя и подложила под нее подушки. Затем ушла в кухню.

Гарри наклонился ко мне.

– А не было ли на этом собрании Джереми, Карсон?

Сердце мое замерло: Гарри все знал! Я закрыл глаза.

– Я говорил о нем, пока был без сознания?

– Ты не сказал ни слова.

– Тогда как же ты?…

– Я знаю о твоем Джереми, приятель. Уже год, как знаю.

Вслух я вопроса не задал, но это сделали мои глаза. Гарри сказал:

– Я детектив, работа такая.

Эйва вернулась со стаканом скотча. Она присела рядом и поднесла его к моим губам.

– Эта штука для тебя вредная, – сказал я.

– Для меня – вредная, для тебя – полезная. Пей, – ответила она.

Тепло опустилось в живот и стало разливаться по телу. Снаружи блеснула молния, и все лампы в доме мигнули. Эхом отозвался гром. Гарри придвинул стул и сел возле меня. Боль в руке начала стихать одновременно с ощущением разобщенности.

– Ты следил за мной до самой больницы год назад? – спросил я.

– Тогда ты не заметил бы за собой хвоста, даже если бы он был привязан у тебя на лбу. Я шел за тобой вплотную до самых ворот. И если это заведение – больница, то Форт-Нокс – просто банкомат.

– Ты не мог оставить все это так. Не в твоем стиле.

– Ты хочешь знать, копался ли я хоть чуть-чуть в этом деле? – сказал Гарри. – Да, черт возьми, копался! И до сих пор не вполне понял, что же выяснил. Я знаю, что Джереми Риджеклифф – твой брат. Ты ездил к нему советоваться насчет Эдриана?

Я не мог смотреть ему в глаза.

– Я не был уверен, что поступаю правильно, Гарри.

– Не мог бы кто-нибудь рассказать мне, что здесь, собственно, происходит? – вмешалась Эйва.

Я отвел взгляд в сторону. Гарри развернул стул и сел лицом к Эйве.

– Год назад патрульный офицер последовал за какими-то наркоманами в населенный крысами канализационный коллектор под городом. Там он наткнулся на тело находившейся в розыске девочки, двенадцатилетней Тессы Рамирес. Ее глаза и лицо были жутко обожжены. Судмедэкспертиза определила, что на глаза ей положили шелк и подожгли. Когда это делалось, она была жива.

При этих словах в голове моей всплыла ужасная картина. Тесса Рамирес, лежащая навзничь среди крыс и битого стекла, вместо глаз у нее – черные угольки, обжигающие мне душу. «Помогите!» – взывала она, хотя к тому моменту была мертва уже неделю.

– О боже! – сказала Эйва.

– Через месяц, – продолжал Гарри, – таким же образом был найден старый пьяница.

– И никаких зацепок?

– Никаких. Ноль. Затем ни с того ни с сего один офицер уличной патрульной службы рассказывает мне, что подушечки из шелка могут быть связующим механизмом между убийцей и его жертвами. Этот коп также предполагает, что жертвы перед убийством выбираются «связующим огнем». Я подумал, что он просто псих, с пеной у рта доказывающий непонятно что, но потом мы проверили – обе жертвы за последние шесть месяцев присутствовали на местах поджогов в качестве обычных зевак. Мы доложили своему начальству. Но управление уже вызвало федералов, ФБР, и их специалисты заявили, что пожары были формой сокрытия улик, а идея о связующем огне – бред лунатика.

– А как же поджоги?

– Совпадение, сказало начальство. Пожары были большими – старый многоквартирный дом в центре и ветхая ферма недалеко от Сараленда. Сотни зрителей. Мне и этому патрульному было приказано меньше трепаться и не мешать работать.

Эйва посмотрела на меня.

– И этим патрульным офицером был ты.