Послания себе (Книга 3)

Проклятье лежало на нас троих страшным грузом. Иногда оно казалось мне настолько тяжелым и вещественным, что стоит лишь протянуть руку - и ты коснешься его ядовитых щупальцев. Я свыкся с ним, как свыкается калека с горбом, как слепой перестает бунтовать и научается жить с увечьем... Уже не скажу даже, после какого воплощения я научился МОЛЧАТЬ. В этом была заслуга нашего друга-врага... Мы вновь встретились в Кемете, и много воды утекло в Ниле с тех пор, как страна наших "куарт" превратилась из Ин в Кемет, Египет, Тайну... И столько же, если не больше, ей предстояло утечь к тому времени, как ее назовут Египтом на моем последнем языке... Да, мы встретились там и узнали друг друга - вначале Ормона и я, затем она позволила и Сетену поговорить со мной. На тот момент они были несказанно сильны, а я... я был, как всегда, один и еще не свыкся со своим одиночеством...

Второе проклятье было сильнее первого, и на семь династий Кемета, сменявших одна другую, я лишился возможности делать что-либо вообще: астральная личность в потопленной лодке не могла воплощаться. Но я помнил все - я был и останусь душой-разумом, а душа не забывает ничего, ее не ограничивают стены сознания, сросшегося с бренным мозгом. Проклятье не давало мне пошевелиться, я безвозвратно упустил массу вещей...

Тогда и пришел Учитель. Он наблюдал за нашими "куарт" еще со времени создания, расцвета и падения Великого Оритана, а узнал он их-нас и того раньше... Учитель приоткрыл мне узкую щелочку бытия, и я смог вступить во взаимодействие с его душой-разумом. Правда, ненадолго. В то время Учитель находился в состоянии статики, но готовился к очередному воплощению. Уже тогда он обогнал в мудрости всех нас. Я и сейчас мало что знаю и почти ничего не умею: частые воплощения, не всегда в людей, как уж получалось, без передышки, не удобряют, а напротив, истощают почву для размышлений.

"Тобой движет нечто более сильное, и тебе не нужна излишняя эрудиция, стариковская мудрость, - сказал Учитель. - У тебя совершенно другой Путь, чем, скажем-скажем, у меня. Ты - черное в белом и белое в черном... Победит сильнейший"...

И он предложил мне следующее: если стремление мое к цели поможет мне выбраться из смирительной рубашки проклятья и вернуться к своим, то он станет моим старшим, Верховным, Попутчиком.

Я бился долго, но нашел способ увеличить "щелочку", чтобы протиснуться через нее в чужое сознание и попасть в "чистое пространство" - в тело новорожденного, в облике которого хотел прожить тогда сам Учитель. Он оставил шанс мне.

Смирительные ремни проклятья Сетена и длительное бездействие души дали свои результаты: при рождении была длительная асфиксия, а я не мог, никак не мог оставить это тело. Я давно не видел людей, стал сентиментален, и мне было жаль младенца. Боль была дикой: сама смерть вцепилась мне в глотку и не давала вздохнуть. Врачи поставили на мне крест и оставили на морозе. Я прощупал умирающий мозг. Он забудет многое, и это отразится на мне, потому что на данный период я единое с ним целое. Но у меня не было права бросить его, и я заставил заполненные слизью легкие втянуть воздух и закричать.

Всю жизнь этого мальчика, всю МОЮ жизнь после заключения я положил на то, чтобы ВСПОМНИТЬ. И под конец добился своего. Передо мной расстилалась тьма ступеней, на которые предстояло карабкаться, и я уже не был ни Алом, ни Хранителем Ала - я был чем-то новым и привыкал к этому новому. Я учился молчать. Даже тогда, когда хотелось закричать, объяснить, убедить... Заблудившемуся между реальностями и звездами Пилигриму нельзя говорить, его рот забит песком, глаза - завязаны черной лентой, поднять которую он сможет только на определенной ступени, много-много поколений спустя. А вот выплюнуть песок невозможно до самой вершины... Только Учитель может ГОВОРИТЬ, да и то осторожно, дабы не обжечь ненужным знанием незрелые души, копошащиеся у фундамента. Все меньше и меньше зависело в ИХ жизни от меня... Тот, кто тоже был мной - частью меня, - и Она забывали все сильнее и сильнее, ком ошибок рос, они запутывались в сетях, хотя жизнь почти всегда сводила их вместе. Лишь не было рядом меня... Сколько сотен лет я потратил, чтобы найти их...

Тем не менее, все имеет свой конец. Тот, кто утрачивает способность вспоминать, скатывается вниз и тянет за собой всё, составляющее триединство. Затем - неминуемое разобщение и полная некротия, вакуум. Ничто. И камни будут более одушевленны. Никогда не будет названия тому, что не существует. "Тогда для чего всё?" - часто задавал я себе незрелый вопрос юнцов и... не находил на него ответа. Просто жизнь. Просто она такая... Данность. Так захотела скульптор-Природа, и ничего не поделаешь...