Рената села на детский стульчик и скорчилась в три погибели. Слез больше не было. Ее просто выворачивало, хотелось распахнуть окно и... Но при виде сына она вздрагивала и гнала от себя старую идею, которую не раз вытаскивала из заветной шкатулочки оскорбленного самолюбия, стирала с нее пыль, вертела так и эдак и укладывала назад, до "лучших" времен - когда Сашкин будет большой, когда он уйдет от нее (а в том, что он уйдет, Рената была уверена)... Ей было страшно. Если бы она могла убрать в ту же шкатулочку свой страх и воспользоваться идеей... Слабачка! Даже этого ты не можешь! Никчемное животное, позабывшее все на свете...
"Сестренка-Танрэй! Да ты, я смотрю, совсем утратила былую спесь! Ты поистине достойна своего муженька! Я ни в чем не раскаиваюсь, обезьянка. Теперь ты показала свое истинное лицо! Вот с таким и ходи"...
Рената легла на пол и обвила руками колени. Мой второй голос, ты прав, ты несказанно прав. Убей меня, если ты так умен. Сделай, чтобы я не проснулась, чтобы ушла в небытие... Ты это можешь... можешь... можешь...
Сама того не замечая, она забылась муторным, гадостным, ледяным сном, а внутри нее посмеивался все тот же незнакомец, который знал о ней все и был ее частью с самого рождения...
Сон был похож на явь, тяжелую и пасмурную явь, от которой устаешь так, словно прошел все круги ада. Несколько раз, в перерывах между пробуждениями, ей казалось, что она поднимается, подходит к Саше, гладит по волосам и бормочет:
- Он всегда считал нас троих ненормальными. Он верит только в то, что можно потрогать, чем можно набить карманы... Он и меня пытается засунуть в карман: не ему, так и никому, пусть она лучше станет серой мышью... И я стала серой мышью, тупым животным, которое уже пять лет не держало в руках книг, не могло проявить истинных чувств.
Малыш тихо всхлипывал во сне, еще крепче прижимая к груди свою ужасную игрушку.
- Я ослепла. Мне хотелось верить, что он все больше и больше походит на твоего отца, а ведь на самом деле... господи, что я тебе сделала?! За что, господи?!
Она очень замерзла, лежа на полу, но проснуться не могла. Ренате снилось еще, что в пищевод и в желудок ей вставлена резиновая холодная трубка, и она то расширяется, то сужается внутри нее. В голове звучала музыка с диска Владислава Ромальцева - не музыка даже, а странный набор каких-то шорохов, нежных звоночков, шепота; все это переплеталось и при кажущейся нелепости было гармоничнее и насыщеннее любой гениальной симфонии, известной ныне. Жаль только, что запомнить ее, разделить на составляющие, невозможно. Разделить - суть уничтожить. "Разделяй и властвуй!" - сказал кто-то из великих полководцев. Разделяй и властвуй. Раздели и наложи суровое проклятье...
Рената застонала во сне, но даже боль в сломанном пальце не смогла разбудить ее.
Долгожданная тень - она пришла под утро. В низко нахлобученном капюшоне и широкой черной хламиде эта тень казалась еще выше и еще бесплотнее. А Рената ощутила себя сидящей на ковре под старинным балдахином и увидела, что кожа ее плеч, рук, груди, обнаженных ног смугла, с золотистым отливом, а одежды на ней из тончайшего газа.
- Я больше не могу, я устала... - сказала Рената, вернее, та, кем она была.
- Ты еще и не начинала, - не двинувшись, ответила фигура, и слова прозвучали не со стороны, а в голове женщины. Это был не голос, а осознание - как та музыка на диске.
- Я готова что-то делать! Я ведь не отказываюсь, Ал! Но кто подскажет мне, что именно?!
- Ты не понимаешь, что самое трудное и состоит в том, чтобы ВСПОМНИТЬ и решить самой, как действовать. Единственное, к чему ты стремилась - это забыть, выгнать из себя все, что тебе не нравилось вспоминать, оставить лишь вылощенную картинку и молиться на нее. Ты и не подозреваешь, что забыть всегда удается куда успешнее, чем вспомнить...
- Ал! Умоляю! - она встала на колени. - Хотя бы намекни! Ты хочешь мне добрА...
- Вот именно...
- Ты хОчешь мне добра? - повторила она, делая ударение уже на другом слове.
- Давно ли ты смотрела на звезды? Давно ли делала вещи, которых от тебя не ждали ни другие, ни ты сама? Давно ли ты нарушала физические законы? Слово не ведает смерти!
- Чужие слова не идут мне в душу. Я не могу читать.
- Тогда скажи сама. Ты ведь только что уже начала делать это... - фигура по-прежнему сохраняла неприступную неподвижность, и Ренате даже не пришло в голову встать, подойти, отбросить капюшон...
- Когда?! - в непонимании она даже улыбнулась.
- Ты назвала меня моим именем.
- А ты называл меня... Тан... Тан... Вечно... Вечно Возрождающейся?! - это имя всплыло у нее в голове без его помощи. Рената села на пятки и задумчиво пробормотала: - Давно ли я смотрела на звезды?.. Ал, да я ведь никогда на них не СМОТРЕЛА! Смотреть - это видеть, правда?
- Слово не ведает смерти, говорили древние... Кем они были? Вспомни! Нарушение закона - это когда ты делаешь то, чего ни кто-то, ни ты сам от себя не ожидаешь. Это - раскрытый неисчерпаемый резерв сил... Это - ПАМЯТЬ! Прощай, моя золотая жрица. Больше я не приду никогда.