Послания Владимира жизни с пути к истине

…Он охотно согласился мне позировать, но с условием, что я сделаю фигуру по его проекту, который заключался в том, что он должен быть изображенным „гордо идущим, а пятки его должна кусать собака“. Видимо, он хотел показать себя в образе прогрессивного человека, которому мешают идти вперед обыватели и мещане. Я сделал с него полуметровую фигуру, и Гольцшмидт тут же сообщил мне, что хочет ее поставить, как памятник. „Будет ли он стоять час или век — это неважно. Главное, что памятник себе я поставлю!“ — убеждал он меня».

И. Кремлев. На литературном посту. Воспоминания. М., 1968.

Этот же футурист жизни зимой 1918 года привез на сквер Театральной площади (ныне площадь Свердлова) на санках несмонтированную гипсовую полуфигуру. Он сказал сторожу, что должен водрузить ее посредине занесенной снегом клумбы. Засыпавший от недоедания на ходу и привыкший ко всяким неожиданностям сторож только махнул рукой. Гольцшмидт вооружился лопатой, очистил вершину клумбы от снега, уровнял ее и водрузил подставку. Взяв торс, поставил его на стержни подставки. Потом принес голову, укрепил ее на шарнирах и встал рядом с бюстом. Конечно, собралась толпа.

— Товарищи москвичи! Перед вами временный памятник гениальному футуристу жизни Владимиру Гольцшмидту, — проговорил ловец славы Владимир Гольцшмидт. — Его друзья — четыре слона футуризма: Бурлюк, Хлебников, Маяковский, Каменский. Футурист жизни был первым русским йогом и звал всех к солнечной жизни. В память этого гения двадцатого века я прочту его стихи. Владимир Гольцшмидт стал читать свое единственное стихотворение, где все, начиная от слов и кончая ритмом, было заимствовано у Василия Каменского, но восхваляло его, Владимира Гольцшмидта. Те, кто не знали его в лицо, аплодировали; а кто знал — стоял в недоумении. Футурист жизни взял лопату, положил на санки, быстро повез их за собой, заставляя расступиться толпу. Тогда кто-то крикнул ему вдогонку:

— Вы же и есть Владимир Гольцшмидт! Сразу поднялся крик, шум. Привели сторожа, который было проснулся, но сейчас же снова задремал. Чья-то палка опустилась на голову гипсового гения. Потом другая. Через минуту на клумбе лежала груда черепков…

М. Ройзман. Все, что помню о Есенине. М., 1973.

Вот любопытная история тех дней, о которой колоритно рассказывает художник Федор Богородский. Однажды в один из светлых весенних дней некий «футурист жизни» — молодой человек торжественно въехал на извозчике на Театральную площадь.

Неспешно выгрузил полуметровую фигуру, отлитую из гипса, и фанерный постамент. Расположившись у центральной клумбы, что напротив Большого театра, он начал рыть землю.

Мигом его окружила толпа любопытных. Подошел постовой милиционер и задал вопрос:

— В чем дело, товарищ? Что вы здесь роете? Ответ был односложен и прост до предела:

— Я ставлю себе памятник!

— Позвольте, — воскликнул озадаченный милиционер, — а разрешение райсовета на этот памятник у вас есть?

— Искусство райсовету не подчиняется, — гордо ответил «футурист жизни»…

И. Долгополов. Мастера и шедевры. Т. III. М., 1988.

К этому времени в сквере, напротив Большого театра, собралось достаточно народу: футуристы, «подфутуристники», из «неопределенных» юношей и девиц, и вообще публика, которая прослышала, что готовится скандал. <…> И вот к скверу подкатывает Гольцшмидт «в натуральную величину»: в шелковой рубахе с открытой шеей и, кажется, с серьгой в ухе. <…>

И «памятник» на извозчике привез: пьедестал и фигуру. Остальные — прочие футуристы зааплодировали и закричали не то «ура», не то «караул».

Гольцшмидт стащил памятник с извозчика и стал его устанавливать на клумбе.

Небольшая фигурка из гипса изображает «великого футуриста» совершенно голым с поднятым кверху лицом. А внизу — собака, которая хватает «великого» за пятку. — Почему вы держите голову кверху? — спрашивает кто-то. <…> — Это я иду навстречу солнцу! — А собака для чего? — А это общественное мнение!

Театральный сквер на некоторое время превращается в филиальное отделение «желтого дома».

Футуристы читают около «памятника» стихи, часть публики смеется, часть возмущается. <…>

Позорище кончилось. Футуристическая орда растаяла. На клумбе остался стоять голый Гольцшмидт.

Позорище на Театральной площади. Воскресные новости.1918. № 5. 21 (8) апреля.

Так пришли мы к Театральной площади, где застали любопытную сцену. Некто, по фамилии Хрящ, а по профессии чемпион французской борьбы и «футурист жизни», дававший советы молодым девушкам, как приобщиться к солнцу, водружал сам себе в скверике памятник. Хрящ был рослый, с позолоченными бронзовым порошком завитками жестких волос, с голыми ногами, невыразительным лицом и прекрасными бицепсами. Толпа опасливо молчала, полагая, что это какой-нибудь «большой большевик». <…> Потом пришел красноармеец, сплюнул и повалил статую на землю. Публика разошлась…