Посланник

Устинов показал инструмент — цилиндр с электромоторчиком, внутри металлический шток, на конце которого упругий синтетический член.

— Ты чо это задумал, падла, чо задумал? Быстро развязывай, а то пристрелю, как собаку.

Старовойтов так и не понял пока опасности, продолжая в уверенности надеяться на свою неприкосновенность из-за полицейской должности. Вновь попытался освободиться и не смог. Постепенно самоуверенность вытеснялась осознанностью. Страх пришёл внезапно, ворвался бурей, когда синтетика прикоснулась к анусу. Он задергался, заюлил волосатой задницей и уже запричитал умоляюще:

— Ты чо это задумал то, чо? Отпусти меня, отпусти. Будем считать, что ничего не было, разбежимся по-хорошему. Отпусти.

— Отпустить? А ты меня отпустил? А ты думал — каково это на зоне сидеть за изнасилование, за твое изнасилование? Ты думал, когда насиловал девчонку, думал — каково ей? Вот и подумай, прочувствуй все сам, всей своей поганой шкурой, жопой своей прочувствуй.

Его голос отдавал ледяной хрипотцой, глаза сверкали яростью.

— Нельзя так, Володенька, нельзя. Виноват я, виноват. Давай, по закону все сделаем, я признание напишу чистосердечное. Отпусти меня, отпусти…

Устинов заклеил его рот широким скотчем.

— Если бы ты чистосердечно признался и действительно раскаялся — я бы тебя отпустил. Но, такому, как ты, верить нельзя. Ты же убьешь сразу, со злорадством убьешь. Потому, как нету у тебя ни совести, ни чести, ни ума. И бред твой слушать я не хочу.

Устинов включил инструмент, видя и слыша, как замычал дико и задергался Старовойтов. Бросил напоследок:

— Лежи, сука, получай заслуженное удовольствие. Я ухожу, утром вернусь. За ночь, надеюсь, до смерти напорешься, подумаешь о многом.

На следующий день Устинов не стал закапывать или топить труп. Выбросил так, что бы не сразу, но достаточно быстро нашли. Одежду и целлофан, на котором все происходило — сжег. Табельное оружие и секс-интрумент разобрал на части и утопил в разных местах. Следов не осталось никаких. А Горюнова просто зарезал следующим вечером в собственном подъезде, пока еще не нашли первый труп и он не стал опасаться.

Судье, который его незаконно осудил первый и второй раз, которого явно "подмазали", который вынес приговор без достаточных доказательств — отправил письмо. Обыкновенное простое письмо по почте: "Ожидание смерти — хуже самой смерти. Жди, падла." Что с судьей делать, Устинов еще конкретно не решил. Он добился справедливости, своей справедливости. И не пошел бы на это, если бы правоохранительные органы были права охранительными. Отсидев семь лет ни за что, он обратился в полицию. Но вместо справедливости получил еще восемь лет тюрьмы. Теперь не верил уже никому.

Двадцать четвёртая глава

Два трупа враз в одном отделе — такого в городе не происходило еще никогда. Одного банально зарезали в собственном подъезде, не взяли деньги, пусть и небольшие, часы, табельное оружие и удостоверение. На грабеж убийство не походило — сотрудник был в форме. Пока рассматривалась одна основная рабочая версия — убийство в связи с профессиональной деятельностью. Пришлось поднимать все дела Горюнова практически за весь срок службы. А их было совсем не мало. В первую очередь отрабатывались освободившиеся недавно зэки. Естественно, в список попал и Володя Устинов.

Второй… Здесь все обстояло намного сложнее. Сотрудника нашли абсолютно голым и изнасилованным. Скончался он от разрывов прямой кишки и возникшего при этом кровотечения. Причем, как утверждают судмедэксперты, насиловали его многократно и после смерти тоже. Вот это — после смерти — наталкивало на иные мысли. Могли изнасиловать, могли. Но, насиловать после смерти — это не похоже на обычную расправу, месть. Здесь, как считали специалисты, похоже поработала какая-то новая необычная секта.

Возбудили два уголовных дела и после горячих споров объединять их все-таки не стали. Совершенно разные способы убийств.

Участковый хотел было предложить свою версию. Вернее конкретного человека, который отсидел, как раз освободился недавно и считает себя невинно осужденным. Реальный мотив у него был.

Но, что-то остановило его от поспешного шага. Может быть мысли о возможной невиновности Устинова. Но, скорее всего, необычность убийства Старовойтова. Да, Устинов мог изнасиловать и убить. Тем более, что сам познал насилие. Но, у него явно не хватило бы физических сил на многократное действие. И потом — зачем ему насиловать труп? Он же не извращенец. А если извращенец? Нет, все равно тогда должны быть сообщники, а зачем ему лишние свидетели? Вот, Горюнова, возможно, он завалил. Много мыслей приходило в голову. И он решил пока не говорить ничего, провести собственное небольшое расследование.

Вновь участковый посетил Устинова и снова беседа состоялась на улице, во дворе дома. Но, в этот раз, первым начал разговор Владимир: