Посланник

Может, и сдохла, только будто сами творческие стены не источают смердящего душка! Будто, запечатлевая миг, даже наипрекраснейший, творцы не останавливают время и тем не умерщвляют его, уподобляясь Шестому Целителю! Будто имитация гармонии – на холсте ли, на сцене – не требует в качестве предварительного условия ее, гармонии, разрушения! Будто, воссоздавая стоящий на учительском столе кувшин, не разымают его на горлышко, на культи отколотой ручки, на солнечный, как бы срезающий фиолетовую выпуклость блик! Будто не существует грозного закона, согласно которому всякая искусная рука – рука до беспощадности холодная, и чем искусней, тем беспощадней! Будто, живописуя муки Господни, флорентийский кудесник не распял натурщика – пусть в воображении своем, сути-то дела это не меняет! Будто, с головой уходя в мизансцены и динамику театрального действа, не перестают замечать собственного отца! (Посланник не обижался. Смиренно скрестив на груди руки, просил образовать дилетанта.)

Посланник не обижался: Посланник ведь тоже освоил величайшее из искусств – искусство отступления. Главное тут – правильно выбрать плацдарм, и он такой плацдарм выбрал. Выбрал, а после долго укреплял и расширял, мобилизовав всех проректоров по надзору, в то время как затворник строил в уединении Дом. Не дачу – дача жилище временное – Дом, Три-a понял это сразу, а замшевый фельдмаршал не допрет никогда. «Увидите, – сулит, – какая у него дача!» Все напрягается в узнике – еще бы! – а тюремщик хоть бы хны, точно не слышит, и, когда женщина, переведя дух – выбрались наконец из страшного подвала! – доверительно осведомляется в машине: «Куда мы теперь?» – отвечает не сразу. Зажигает плафон, поворачивается и некоторое время смотрит на бледную спутницу, улыбаясь. Потом говорит – тихо и тоже доверительно: «Не знаю».

Правду говорит – Посланник всегда говорит правду, что ни в коем случае не расшатывает плацдарм – укрепляет.

– А в Трюме-то, вижу, вам не шибко понравилось?

Да, бледна, только глаза темнеют и темнеет рот – рот особенно.

– Мне кажется, там у него кто-то живет.

– За подругу беспокоитесь? Что крысы слопают?

– Не крысы… Там не крысы живут. Человек… Я слышала шаги.

– Ну, хозяину-то надо передвигаться! Тем паче когда кофе варишь. Кофе был замечательный, не правда ли?

– Это не он ходил. Шаркающие такие шаги… Как у старика.

Кавалер медленно поворачивает ключ, и двигатель оживает.

– Вот у меня, – признается тихо, – живет старик.

– Где?

– На даче, которую так расхваливал наш общий друг.

Однако! Ни одной живой душе не говорил до сих пор о моем существовании.

– Сторож? – догадывается Пригородная Девушка.

– Можно сказать, что сторож. И весьма бдительный. За каждым моим шагом следит. Угрюмый такой анахорет, мрачный, ни с кем не якшается, окромя глухонемой одной парочки. По соседству обитает.

– Это которые котов лепят?

– Вот-вот! А после толкают на станции по трешке штука. С ними он находит общий язык.

– Может, у него тоже со слухом?..

– Что вы, слух у него отменный. В пруду карась плещется, а старик слышит. Хотя пруд знаете где!

От краснобая моего еще дальше, но улавливает вдруг слабое хлопанье – будто лопнул пузырь на воде. Взывая к вниманию, подымает палец. Сидят, замерев, одни в каменном ущелье, потом наклоняется – от женщины яблоками пахнет (или это машина пропиталась насквозь вениковским духом?) – и сообщает конфиденциально:

– Думаю, он слышит даже нас с вами.

Полуприкрытые веки, дрогнув, еще немного опускаются, но лица не отстраняет.

– Пусть слышит… Мы ведь не говорим ничего такого.

– Неважно! Вы представить себе не можете, что это за кошмарный тип. Брюзга, зануда, а уж злопамятен! Ни единого прегрешения моего не забывает. Чудовищный старик!

Разговорился парень… На здоровье! Чем страшнее домовой, тем меньше, полагаю я, шансов, что пожалуют на ночь глядя гости. Или потому и разговорился?

– Все для него лицемеры, все приспособленцы, все конформисты…

– И вы тоже?

– Я?! Я в первую очередь. Этакий монстр, который только и знает, что о карьере печется.

Тут уж Пригородная Девушка отстранилась. Но не потому, что монстра испугалась, нет – Пригородная Девушка не из пугливых, – а чтобы лучше разглядеть.

– На монстра, – заключила, – вы не похожи.

– Благодарю! Только монстры-то сейчас знаете какие? Вот нынче как раз в профессора одного производили. Хищник из семейства пропонадов – не слыхивали о таком? А на вид – респектабельный вполне господин, на скрипке играет.

– На скрипке? – оживилась Пригородная Девушка.

– В дуэте с флейтистом. Не заметили у «Скоморохов»?

– А старик ваш? Он тоже играет?

– Старик-то? Упаси бог! Он к музыке равнодушен, как и я. Зато дочь у меня меломанка. И внука натаскивает.

Тут я опять забеспокоился. Неспроста – ох, неспроста! – о внуке брякнул. Загадка (для меня!), но молодых женщин статус деда ничуть не отпугивает. Наоборот…

Седовласый фавн мой, разумеется, знает это. В иных вещах он разбирается превосходно…