— Дядя, о добрейший из всех, у меня и в мыслях не было такого намерения! — сейчас же стал оправдываться несчастный. — Злой дух попутал! Эта девица — колдунья! Поверь, я только хотел проведать ее, посмотреть! Уж очень она понравилась мне тогда, когда я ее выбрал!.. Проезжал мимо — и заглянул. Я ушел бы — но она вдруг улыбнулась мне!.. Голова моя закружилась, а тело воспылало желанием!.. Эта дева хотела меня, дядя! Она даже не сопротивлялась!
— Улыбнулась, говоришь?..
— В ее улыбке я прочитал согласие, более того — просьбу, желание! Мне захотелось узнать, чего она хочет!
— И что ты узнал?
Молодой наместник, начав так бурно, неожиданно притих, съежился. Не умея лгать и изворачиваться, он боялся сказать лишнее, такое, что могло бы унизить повелителя. В свою очередь, хан, угадав, что сейчас услышит нечто важное, напряг свое внимание.
— Узнал, что она не любит тебя, — тихо признался Швейбан.
Наступила очередь взять паузу хану. Если бы молодой солгал, повелитель тотчас распорядился бы убить его. Но Швейбан сказал правду... Пытаясь справиться с приступом душевной боли, хан ответил:
— Лжешь... Ты взял ее силой!
Швейбан воззрился на него глазами невинного ребенка — в бедняге шевельнулось чувство искренней обиды.
— Дядя, — ответил он, — ты же знаешь: я не стану лгать! Если и увез эту девицу, то только потому, что понял: она не принадлежит тебе!
— Замолчи!
То, что пленница не принадлежала ему, повелитель знал и без подсказки. Это угадывалось в холодности красавицы, когда он ласкал ее, в ее взгляде, порой выражавшем страх, в ее ответах. Пожалуй, только чан с теплой водой и вдохновлял бедняжку, делал ее сговорчивей...
Искренность племянника взбесила светлейшего. Все-таки хан любил подаренную ему наложницу. Даже сейчас, в безнадежной для себя ситуации, он продолжал на что-то надеяться...
— Я должен убить тебя, — сказал несчастный. — Но только небо знает, как непросто мне отдать распоряжение об этом!.. Выбирай смерть!
Швейбан спрятал лицо в ладонях. Его серьга, блестевшая крупной слезой, задрожала... Жизнь бедняги только начиналась — он не хотел умирать.
— Посмотри мне в глаза! — рявкнул Баты-хан. — Чего спрятал лицо!.. Мальчишка! Я сказал: ты умрешь! И ты должен встретить эту весть как воин, как мужчина!
Молодой отнял ладони — глаза и щеки его были мокрыми от слез.
— Выбирай смерть! — грозно повторил хан. — И не смей просить о пощаде!
Жесткий тон светлейшего вселил в молодого наместника чувство отчаяния. Швейбан вдруг распрямил плечи, блеснул серьгой и сказал:
— Позволь, о повелитель, попросить тебя оставить мне хоть какой-нибудь шанс!
— Нет, — возразил светлейший, — ты должен умереть!
— Прошу не о помиловании, — уже совершенно спокойно продолжал Швейбан. — Ведь ты сам только что сказал: «Выбирай смерть!» Вот я и предлагаю: хочу схлестнуться с самою смертью!
Светлейший округлил глаза: он не понял, чего хочет провинившийся...
— Говори, — сказал он.
— Устрой мне поединок, — пояснил Швейбан. — Готов сразиться с любым из твоих богатырей.
— Это смешно! — воскликнул хан. — Ты не продержишься и минуты!
— Только небо знает, на что способно отчаяние... Прошу об одном: если мне удастся одолеть назначенного тобою соперника, то ты забудешь о своем гневе ко мне!
Светлейший задумался. Предложение понравилось ему. «В конце концов, — подумал он, — это должен быть поединок между ним и мной!» Какую-то минуту хан медлил. Но потом, решив, что такой поединок должен состояться на глазах пленницы, согласился.
— Ну что ж, — сказал он, — быть по-твоему. Схватка выяснит, кто из нас достоин этой девицы.
— Эта девка не стоит того, чтобы выяснять из-за нее отношения! — вдруг решился возразить Швейбан. — Я заранее отрекаюсь от нее!..
Слова племянника опечалили светлейшего. Хан хотел устроить суд чести, но теперь угадывал бессмысленность этой затеи... Тем не менее он сказал:
— Завтра ты будешь драться!
— А если окажусь победителем?
— Этого не случится. Ибо назначить тебе соперника — это все равно что вынести приговор!
— И все-таки?..
Хан помедлил. Он не сомневался, что Швейбан будет убит. Уклонившись от ответа, он предложил:
— Выбирай оружие!
— На топорах! — не задумываясь, ответил молодой.
И тогда светлейший объявил:
— Багадур, мой слуга и телохранитель, будет твоим соперником!
Услышав сие, молодой покачнулся — хан выставлял против него воина, сильнее и опытнее которого не было во всем Ордынском ханстве. Сознавая, что ему проще добровольно положить голову на плаху, Швейбан тем не менее ответил:
— Спасибо и на том, мой повелитель...
На следующий день с самого утра началась подготовка к поединку. Десяти воинам было указано расчистить площадку перед шатром светлейшего. Те срезали траву, после чего посыпали убранное место сухим песком. Вскоре поле для ристалища было готово...
Багадур, зная, с кем ему предстоит драться, внешне не выказывал волнения, выглядел, как всегда, собранным. Он начистил конским волосом до блеска свои рыжие сапоги, надел латы — нагрудник и подлокотники. Кольчугу решил не надевать, понимая, что она не защитит от топора.