Посланник (СИ)

  Часть вновь подняли по тревоге и прочесывали все, метр за метром. Через не-сколько часов Фролов вновь доложил:

  - Шеф, этот человек словно сквозь землю канул. Все обыскали - нет нигде.

  - Фролов, ищи там, где не искали.

  - Шеф, каждый сантиметр обшарили...

  - Фролов, для глухих или для идиотов - не знаю, но повторяю еще раз: ищи там, где не искали.

  - Ее-ее...

  Незнакомца нашли через пять минут на территории Михайловского коттеджа.

  ХIII глава

  Генерал Суманеев неистовал, ходил из угла в угол, постоянно жестикулируя.

  - Объясните мне, Фролов, объясните, как он попал на территорию, как? Как он проник в лабораторию, как убил солдата? У вас что там - сонное царство? Вы, между прочим, Фролов, охраняете наипервейшее лицо государства, лицо особой важности, за которое иностранцы готовы заплатить и жизнями, и долларами. Кучей долларов, кучей. Кто его связал, кто?

  Суманеев никак не мог успокоиться и ходил, все время ходил, иногда останавли-ваясь на высоте фраз.

  - За него кто-то проделывает всю работу, - продолжал Суманеев, - а он и ухом не ведет, за него преступника обезвреживают и связывают, а он его отпускает. Не понимаю, вас, Фролов, не понимаю. Кто обезвредил и связал диверсанта, кто?

  Суманеев не давал вымолвить и слова, однако Фролову и так сказать было нечего.

  Он вернулся "с ковра" на объект расстроенным и понимал, что его отчитали не зря. Скверно, что так все случилось, но встряску от начальства воспринял серьезно. Види-мо расслабился за годы "тихой" службы, перестал контролировать элементарные вещи, не довел до солдат важность задачи и вероятную возможность нападения. Он-то ладно - отделался взбучкой, а солдаты поплатились жизнью.

  Фролов понимал, что это произошло с ним, но не понимал как. Он, умудренный опытом профессионал, прокололся на элементарных вещах. В теории - не смог бы и предположить, что такое возможно. Именно он утверждал доступ на объект любому военному или сотруднику ФСБ, знал всех, но допустил непростительный промах со связанным капитаном. И не носили его люди такого камуфляжа. Видимо пора на пенсию, решил он.

  Незнакомец, по найденным у него документам, Эдуард Тимофеевич Рощин, свою позицию обмозговать успел. Допрос по горячим следам, с расчетом на внезапность и не-продуманность ситуации, не получился. Он понимал, что два солдатских трупа - это уже сто процентов на нем. И велика вероятность, что сержанта Сорокина с генералом то же повешают на него. А это уже вышка или, как сейчас принято в России, пожизненный срок. Лучше подольше проболтаться на допросах, чем сидеть полосатиком в одиночке.

  Он выбрал, на его взгляд, самую лучшую позицию - потерю памяти после удара. Медики конечно докажут, что никакой амнезии нет, но произойдет это не скоро и хоть какое-то развлечение однообразных тюремных будней.

  Ничего не добившись, Рощина увезли, но как он догадался, не в следственный изолятор. В небольшой камере он прилег на нары и в голове прокручивал всего лишь один сюжет. Ждали его в лаборатории или нет? Судя по первоначальной ситуации - ждали. Но, как отпустили в суматохе, не ждали. К одной точке зрения он так и не смог прийти.

  Рощин понимал, что в конечном итоге установят его личность и принадлежность к разведке США. Как нелегал, он не обладал дипломатическим иммунитетом и мог надолго, если не навсегда, застрять в российской тюрьме. Правда, иногда производился обмен разведчиками, но пока уповать на это не приходилось. И он обдумывал варианты побега - своего единственного шанса свободы.

  - Косишь под амнезию...

  Голос заставил вздрогнуть, вскочить с нар и испугаться всерьез. Это был тот го-лос, голос, который остановил его в лаборатории. Рощин огляделся - в камере он был один. Немного успокоившись, он присел.

  - Советую тебе признаться во всем, - голос звучал прямо из середины пустой ка-меры и ужасом впивался в тело. - Пока я переломаю тебе немножко костей - не сознаешь-ся: переломаю всего.

  Эдик почувствовал, что кисть его левой руки сдавливается неведомой силой, за-хрустели кости и нечеловеческий крик застревает в горле.

  Охранник через глазок видел катающегося по полу задержанного, его вылезаю-щие из орбит глаза и скривившийся в судороге крика рот. "Ну и артист", - подумал ох-ранник, но камеру открывать не стал - вызвал подмогу.

  - Чего тут у тебя? - Недовольно спросил подошедший старший надзиратель.

  - Не знаю - орет дико и по полу катается.

  - И че, пусть орет.

  - Посмотреть бы надо...

  - Открывай, - недовольно разрешил старший. Залязгали замки. - Че орешь? - спросил с презрением надзиратель.

  - Н-н-н-н-а д-д-опрос...

  - Так бы и сказал, урод - че орать то.

  Дверь камеры захлопнулась, и старший надзиратель пошел звонить.

  Эдик буквально выл от боли - вначале бесформенная кисть или что там от нее ос-талось, начала наполняться кровью, побагровела и вспухла. Дикая боль становилась не-стерпимой при любом движении, и он потерял сознание.