Посланник

– Я могу судить об этом по картинкам. Просто удивительно, что кто-то вообще выжил.

– Свидетель видел, как машина Ари внезапно рванула с места за секунду до того, как произошел взрыв. Рами или водитель, должно быть, что-то заподозрили. Броня выдержала силу взрыва, но машину подбросило в воздух. Кажется, она по крайней мере дважды перевернулась.

– Кто же это сделал? ХАМАС? «Исламский джихад»? Бригады мучеников Аль-Акса?

– Братство Аллаха приписало себе этот взрыв.

– Те же, кто орудовал в Ватикане?

– Да, Джила.

– Вы им верите?

– Об этом еще рано говорить, – сказал Габриэль. – Что сообщил вам доктор?

– Ари будут оперировать по крайней мере еще три часа. Они сказали, что мы сможем увидеть его, когда он придет в себя, но только на одну-две минуты. Меня предупредили, что он будет плохо выглядеть. – Джила с минуту внимательно смотрела на Габриэля, потом снова подняла глаза на телевизор. – Вы опасаетесь, что он не выживет, верно, Габриэль?

– Конечно, опасаюсь.

– Не волнуйтесь, – сказала Джила. – Шамрон несокрушим. Шамрон вечен.

– А что вам сказали, как он пострадал?

Она сдержанно перечислила его ранения. Перечень пораженных органов, травма головы и переломы костей дали понять Габриэлю, что за выживание Шамрона нельзя ручаться.

– Ари оказался в наилучшем состоянии из троих, – продолжала Джила. – Судя по всему, Рами и водитель пострадали куда больше. Бедный Рами. Он столько лет охранял Ари. А теперь вот случилось такое.

– А где Ионатан?

– Он сегодня ночью дежурил на севере. Сейчас едет сюда.

Единственный сын Шамрона был полковником израильских сил обороны. Ронита, его своенравная дочь, перебралась в Новую Зеландию, чтобы уехать от властного отца. Она жила там на птицеводческой ферме с иноверцем и уже несколько лет не общалась с Шамроном.

– Ронита тоже приезжает, – сказала Джила. – Кто знает? Может, из всего этого и выйдет что-то хорошее. Он очень тяжело переживал отсутствие дочери. Винит он в этом себя, как и должно. Ари очень требователен к своим детям. Впрочем, вы это знаете, Габриэль, верно?

Джила с минуту смотрела в глаза Габриэлю, потом вдруг отвела взгляд. Многие годы она считала его своего рода административным работником, хорошо разбиравшимся в искусстве и проводившим немало времени в Европе. Как и вся страна, она узнала о подлинном характере его работы из газет. И с тех пор как с него была сброшена маска, ее отношение к нему изменилось. Она тихо держалась при нем, старалась никогда не огорчать и не в состоянии была долго смотреть ему в глаза. Габриэль видел подобное к себе отношение и раньше, когда был ребенком и кто-то приходил в дом Аллона. Смерть оставила свой след на лице Габриэля подобно тому, как Биркенау пометил лицо его матери. Джила не могла долго смотреть ему в глаза, боясь того, что она может там увидеть.

– Ари нехорошо себя чувствовал и до этого. Он это, конечно, скрывал… даже от премьер-министра.

Габриэля это не удивило. Он знал, что Шамрон уже многие годы тайно борется с разными хворями. Здоровье старика, как и почти все остальные аспекты его жизни, тщательно хранилось в тайне.

– Это печень?

Джила отрицательно покачала головой.

– Вернулся рак.

– Я считал, что все вырезали.

– Так считал и Ари. И это не все. Его легкие в ужасном состоянии из-за сигарет. Скажите ему, чтобы он не курил так много.

– Он никогда меня не слушает.

– Вы единственный, кого он слушает. Он любит вас как сына, Габриэль. Иногда мне кажется, что даже больше, чем Ионатана.

– Не говорите глупостей, Джила.

– Счастливее всего он бывает, когда вы сидите вместе на террасе в Тибериасе.

– Обычно мы с ним там спорим.

– Он любит спорить с вами, Габриэль.

– Я пришел к такому заключению.

По телевизору показывали министров и глав безопасности, прибывавших в кабинет премьер-министра на экстренное заседание. В обычных обстоятельствах среди них был бы и Шамрон. Габриэль взглянул на Джилу. Она теребила порванную кожу на куртке Шамрона.

– Это Ари, верно? – спросила она. – Это Ари втянул вас в эту жизнь… после Мюнхена.

Габриэль, глядя на огни «скорой помощи», мелькавшие на экране телевизора, не задумываясь кивнул.

– Вы были в армии?

– К тому времени уже нет. Я учился в Академии искусств Безалель. Ари приехал ко мне через несколько дней после того, как были убиты заложники. Тогда никто еще об этом не знал, но Голда отдала приказ убить всех, кто к этому причастен.

– Почему он выбрал именно вас?

– Я говорил на нескольких языках, и он обнаружил в моих армейских документах качества, которые, по его мнению, делали меня подходящим человеком для выполнения того, что он задумал.

– Перебить их вблизи, глядя в лицо. Ведь так он этого хотел, да?

– Да, Джила.

– Скольких?

– Джила.

– Скольких, Габриэль?

– Шестерых, – сказал он. – Я убил шестерых из них.

Она коснулась седины на его висках.

– Но вы ведь были совсем мальчиком.

– Это легче делать, когда ты мальчишка. Труднее, когда становишься старше.