Посланник

– Мы хотим знать о каждом, кто входит в орбиту Зизи и выходит из нее. Мы хотим, чтобы вы набрали как можно больше имен. Но ищем мы вот этого человека. – И Габриэль положил перед ней на стол фотографию. – За этим человеком мы охотимся. – Вторая фотография. – Он причина того, что мы сидим здесь, а не находимся дома с нашими семьями. – Третья фотография. – Он причина того, что мы попросили вас изменить свою жизнь и присоединиться к нам. – Четвертая фотография. – Если вы увидите его, вы должны сообщить нам имя, каким он пользуется, и название компании, где он работает. Если сумеете, узнайте, какой страны у него паспорт. – Пятая фотография. – Если вы не будете уверены, что это он, – не важно. Сообщите нам. Если выяснится, что это не он, – не важно. Сообщите нам. Мы ведь не будем полагаться на одно только ваше слово. Никто не пострадает из-за вас, Сара. Вы ведь всего лишь связная.

– А если я сообщу вам имя? – спросила она. – Что будет потом?

Габриэль взглянул на часы:

– По-моему, вам пора, Сара, и у меня есть к вам разговор. Надеюсь, остальные извинят нас?

Он повел ее к себе в кабинет и включил галогенные лампы. Маргарита Гаше пленительно засияла под сильным белым светом. Сара села в старинное кресло с подголовником, Габриэль надел свой козырек с увеличительным стеклом и подготовил палитру.

– Сколько еще? – спросила она.

Такой же вопрос задал ему Шамрон в тот ветреный день в октябре, когда приехал на Наркисс-стрит вытаскивать Габриэля из изгнания. «Год», – следовало ему сказать тогда Шамрону. И в таком случае он не был бы сейчас здесь, в этом конспиративном доме в Суррее, и не собирался бы отправить красивую американскую девушку в самое сердце «Джихад инкорпорейтед».

– Я убрал грязь с поверхности и теплым влажным шпателем вдавил вздутия, – сказал Габриэль. – Теперь я должен дописать мазки и наложить тонкий слой лака – ровно столько, чтобы оживить тепло красок Винсента.

– Я спрашивала не про картину.

Он поднял глаза от палитры.

– Я полагаю, это всецело зависит от вас.

– Я готова, а вы?

– Не вполне.

– А что будет, если Зизи не заглотит приманку? Что, если ему не понравится картина… или я?

– Ни один серьезный коллекционер с деньгами вроде Зизи не откажется от только что обнаруженного Ван Гога. Ну а что до вас, то у него тут не будет выбора. Мы сделаем вас неотразимой.

– Каким образом?

– Есть вещи, которые вам лучше не знать.

– Вроде того, что произойдет с Ахмедом бин-Шафиком, если я увижу его?

Он добавил краски в приготовленный раствор и размешал кистью.

– Вы знаете, что произойдет с Ахмедом бин-Шафиком. Я достаточно ясно изложил это вам в Вашингтоне, когда мы познакомились.

– Скажите мне все, – сказала она. – Мне надо это знать.

Габриэль опустил козырек и поднес кисть к полотну. Заговорив снова, он обращался уже не к Саре, а к Маргарите.

– Мы будем следить за ним. Мы будем слушать его, если сможем. Мы сфотографируем его и запишем его голос на пленку и пошлем ее нашим экспертам для анализа.

– И если ваши эксперты определят, что это он?

– Мы выберем место и время и заставим его умолкнуть.

– Заставите умолкнуть?

– Прикончим его. Убьем. Ликвидируем. Выбирайте слово, какое вас больше устраивает, Сара. Я никогда не мог остановить на чем-то выбор.

– Сколько раз вы это совершали?

Почти уткнувшись лицом в полотно, он тихо произнес:

– Много, Сара.

– Сколько вы убили? Десять? Двадцать? Это решило проблему терроризма? Или стало только хуже? Если вы найдете бин-Шафика и убьете его, чего вы этим достигнете? Положите ли вы этому конец или же появится кто-то другой и займет его место?

– Со временем другой убийца займет его место. А пока этого не произойдет, будут спасены чьи-то жизни. И будет торжествовать справедливость.

– Это будет действительно справедливость? Разве можно установить справедливость, заставив умолкнуть револьвер или не взорвав машину?

Он поднял свой козырек и обернулся – зеленые глаза вспыхнули в свете ламп.

– Вы получаете удовольствие от этих маленьких дебатов по поводу морального соответствия контртерроризма? Лучше себя после этого чувствуете? Можете не сомневаться: Ахмед бин-Шафик никогда не теряет времени на борьбу с проблемами морали. Можете не сомневаться: если ему когда-либо удастся завладеть атомным оружием, он станет раздумывать лишь куда его запустить – на Нью-Йорк или Тель-Авив.

– Все же это ради справедливости, Габриэль? Или это просто месть?

Снова он увидел себя и Шамрона. На этот раз не в своей квартире на Наркисс-стрит, а теплым сентябрьским днем 1972 года – в тот день, когда Шамрон впервые пришел за ним. Габриэль тогда задал этот же вопрос.

– Еще не поздно, Сара. Если хотите, можете выйти из игры. Мы найдем кого-нибудь другого на ваше место.

– Больше нет таких, как я. А кроме того, я вовсе не собираюсь уходить.

– Чего же вы хотите?

– Разрешения спать ночью.

– Спите, Сара. Спите как следует.

– А вы?

– Мне надо закончить картину.

Он отвернулся и снова опустил козырек, но Сара еще не закончила с ним разговор.

– Это правда? – спросила она. – Все, что про вас написано в газетах после взрыва на Лионском вокзале?

– По большей части правда.