— Я не знаю. Наверное, так каждый думает, когда задумывается о смысле своего существования. Больной лежит со сломанными ногами и руками и думает, почему именно он, самолет терпит аварию, а пассажиры в ужасе думают, почему именно они, и так каждый. Жизнь, сложная штука. Нам выпала такая судьба. Хорошая или плохая, трудно сказать Кто-то скажет, повезло, а кто-то ужаснется и перекреститься. Все мы ходим под Богом, а ему виднее, кого на эшафот, а кого в космос.
По Викиному лицу покатилась слеза. Я нежно вытер её пальцем, и тихо произнес:
— Это все ерунда, правда? Главное любовь. Сегодня мы снова вместе, а значит сегодня мы самые счастливые люди на Земле, нет, во всей Галактике. Ты представляешь?
Она приподнялась на цыпочки и крепко поцеловала меня. Потом обхватила руками мою голову и продолжала целовать. Словно не было позади нескольких лет супружеской жизни. Сердце пело, кричало и рвалось из груди и хотело кричать на всю комнату, на всю Галактику:
— Вика, я люблю тебя, слышишь, — а в ответ мне слышится её голос, — Сережа, я люблю тебя.
Мы стояли и целовались и были самыми счастливыми в этот момент в этом безумном мире, где в любой момент мог раздаться голос и сообщить, что нас атакуют Галактианские корабли, а времени на эвакуацию уже не осталось.
Утром мы с Викой, конечно же, проспали, и потому быстро перехватив на скорую руку завтрак, отправились в лабораторию. Там уже вовсю кипела работа. Подошедший к нам Кейзитр, сказал, что решили все начать с начала.
— Как с начала? — не понял я.
— Так, решили повторить серию опытов с самого начала, только поставили для фиксации параметров состояния плазмоида новые приборы. Их еще ночью получили.
— А когда же их успели заказать?
— А Фейнхотен и еще несколько человек, всю ночь сидели в лаборатории и решали, что делать.
— То-то я смотрю, Фейнхотен такой усталый, — заметила Вика, посмотрев в сторону сидящего за столом Фейнхотена.
— Так он же трудоголик. Может сутками не выходить из лаборатории, особенно, если что-то идет не так.
В этот момент начался первый этап эксперимента. Клоэр уже находился в установке и после запуска и окончания опыта, все ждали показаний приборов. Однако новые датчики не смогли ответить ни на один вопрос.
— Ничего не понимаю, — сказал Воэль, — ну хоть что-то они должны были показать. Не может быть, что бы все параметры состояния плазмоида одновременно и за столь малый отрезок времени попросту исчезли.
— Напрасно вы так считаете, — ответил Друминган, — если плазмоид изменил свое состояние, ваши приборы бессильны, что-либо измерить. Ведь вас не удивляет, что вы не можете отслеживать сознание, ушедшее во временной поток, потому что понимаете, что оно не материально. А если плазмоид изменил свое состояние и стал совершенно новой субстанцией, природа которого для нас совершенно неизвестна, то почему это должно вызывать такие эмоции? С этим надо смириться и принять как факт.
— Сначала я должен быть абсолютно в этом уверен. Иначе говоря, я должен исчерпать все имеющиеся возможности и только после этого признать это как факт. Легче всего сказать, что этого не может быть, но прежде, я сто раз проверю, прежде чем скажу это.
— Сколько угодно. Лично я в этом уже уверен.
— Давайте продолжим, — предложил Фейнхотен.
Второй, а за ним третий опыты дали аналогичные результаты, что и накануне. Теперь надо было принимать решение, продолжать дальше или остановиться и снова обдумать что делать. Клоэр вышел из установки и присоединился к участникам эксперимента, которые стояли вокруг стола.
— У кого какие мнения? — спросил Фейнхотен.
— Я предлагаю сделать решающий эксперимент и выйти за пределы установки, увеличив время до пяти минут, — предложил Золанбранг.
— Я тоже такого же мнения, — высказался Клоэр.
Его поддержали еще несколько сотрудников. Однако Друминган сказал, — хотя я и сторонник теории эмпиорального развития мира, и все опыты, которые мы здесь проводим, фактически являются важнейшим в доказательстве правоты её отдельных составляющих, я, тем не менее, воздержался бы от продолжения, так как перед нами слишком много неизвестного и возможно опасного. Недаром, опыты, которые производил Йоа, привели к созданию оружия, которое уничтожает нашу Галактику. По сути, мы ничего не знаем про эмпиору. Мы на том этапе, когда каждый наш шаг сопряжен не только с опасностью, но и с величайшей ответственностью перед живущими в Галактике, поэтому…
— Но возможно это единственный путь остановить Галактиан, — сказала Зангони.
— Согласен, но повторюсь, я против.
Фейнхотен обвел всех взглядом и сказал:
— В другой ситуации, я бы сказал, нет, но сейчас я скажу, что я за продолжение эксперимента. Поэтому прошу всем подготовиться.
Клоэр в окружении техников направился к установке, а кто-то из инженеров спросил:
— Какие параметры вводим?
Фейнхотен на секунду задумался и ответил:
— Сколько до ближайшей планеты?
— Около триста миллионов километров.
— Тогда введите дистанцию в триста миллионов, время плюс десять минут. Возврат в зону через одну минуту после старта.
— Я не совсем поняла? — тихо спросила меня Вика.