Посланники тьмы

Божена подошла к сестре, протянула Глебу глиняную кубышку с водкой и уставилась на рану.

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – тихо спросила она сестру.

Та кивнула:

– Да.

Глеб вынул пробку из крынки, хлебнул водки, поморщился и спросил:

– Что вы там увидели, красавицы?

Сестры переглянулись.

– Все хуже, чем мы думали, Первоход, – сказала, хмуря красиво очерченные брови, Рожена.

– Да о чем вы говорите? – нервно вскинул брови Глеб.

Божена коснулась пальцами его губ и мягко проговорила:

– У тебя посинели веки, Первоход. А на губах выступила пена.

– Правда? – Глеб ошалело нахмурился. – И что это, черт возьми, означает?

Божена хотела ответить, но Рожена ее опередила:

– Стрела была отравлена, Глеб, – сказала она.

По лицу Глеба пробежала тень. Вот оно что! Проклятые дикари мажут свои стрелы ядом. И княжий указ им нипочем. Он взглянул Рожене в глаза и хрипло спросил:

– И что теперь? Я умру?

Сестры снова переглянулись, и это неожиданно разозлило Глеба.

– Хватит переглядываться! – гаркнул он. – Говорите прямо: что со мной будет?

Божена побледнела, а Рожена глянула на Глеба из-под нахмуренных бровей и сказала:

– Это яд лиловой кишенской ящерицы. Ты не помер сразу, значит, у тебя крепкое тело. Но это еще хуже.

– Хуже? – На скулах Глеба заиграли желваки. – Ты можешь объяснить толком – почему это хуже?

– Первые дни тебя будет мучить страшная боль, – тихо ответила Рожена. – В конце концов боль начнет сводить тебя с ума. Ты невзлюбишь весь мир, человеческие лица станут тебе ненавистны. Душа твоя наполнится яростью и злобой, и ты станешь опасен для людей, как бешеная собака. Ты захочешь убивать. И будешь убивать.

Глеб усмехнулся:

– Ну, думаю, со своей кровожадностью я как-нибудь справлюсь.

Сестры переглянулись в третий раз.

– Мы не видели ни одного, кто бы с этим справился, – сказала Рожена. – Но это не самое страшное. Ярость продолжит распирать тебе нутро. И на пятый или шестой день ты возненавидишь самого себя.

Глеб сделал попытку улыбнуться.

– Вообще-то я и сейчас от себя не в восторге. Но ничего, живу.

– Ты захочешь себя убить, – сказала Божена с грустью. – Но не просто убить, а...

Она замолчала, не в силах довершить фразу. Глеб прищурил покрасневшие глаза.

– Что? Договаривайте!

Божена молчала, не зная, как продолжить, и тогда за нее продолжила Рожена:

– Мы знали одного парня, который отравился ядом лиловой ящерицы. Три дня он ходил по городу и убивал людей. А потом заперся у себя в доме, взял тесак и отрубил себе пальцы на левой руке. Потом стал рубить пальцы на ногах и кромсать свое тело. Он разделывал себя на куски, как свиную тушу, швырял куски мяса в окно и смеялся, глядя на то, как их обгладывают дворовые псы.

При этих словах молчавшая Божена глубоко и прерывисто вздохнула и прижала руки к груди.

– Весело, – мрачно проговорил Глеб. – А как насчет противоядия?

– Противоядия нет, – ответила Рожена.

Глеб перевел взгляд на другую сестру:

– Божена?

– Его нет, Глеб, – подтвердила та. – Разве что...

Она вновь замолчала и закусила губу.

– Что? – насторожился Глеб.

Божена покосилась на сестру и неуверенно заговорила:

– Видишь ли... Дивлян рассказывал, что в Гиблом месте есть источники с мерцающей водой...

– Я встречал их, – сказал Глеб, усмехнулся и с горечью добавил: – Нет, сестренки, мерцающая вода не поможет при отравлении. Уж вы мне поверьте.

– При другом отравлении – нет, – согласилась Божена. – Но против яда лиловой ящерицы мерцающая вода помогает. Дивлян сам пробовал.

Глеб недоверчиво прищурился:

– Ты уверена?

– Да.

– Дивлян наступил на лиловую ящерицу в Кривой балке, – объяснила Рожена. – Он думал, что уже не выберется, но набрел на источник с мерцающей водой. Терять ему было нечего, и он решил попробовать.

– Хворь оставила его, – сказала Божена мягким голосом. – Яд вышел через кожу. Это было очень больно, но Дивлян исцелился.

– Беда лишь в том, что в Гиблое место никто нынче не ходит, – сказала Рожена. – Да и неизвестно, осталась ли там мерцающая вода. Дивлян говорил, что Гиблое место не то, что прежде.

Боль усиливалась, однако Глеб не подал виду, чтобы не напугать сестер. Он через силу улыбнулся и сказал:

– Ладно, сестренки. Я что-нибудь придумаю.

Божена вгляделась в его побелевшее лицо и побледнела сама.

– Тебе очень больно? – тихо спросила она.

– Терпимо. – Глеб достал из кармана шерстяной поддевки кошель, вынул две серебряные монеты и положил на стол. – Это вам. За помощь. И за водку. Я знаю, как нынче дорога она.

Сестры переглянулись.

– Первоход, – нахмурившись, заговорила Рожена, – ты не должен...

– А, перестань, – дернул щекой Глеб. – Это не последние мои деньги. И вообще: я отравлен ядом лиловой ящерицы, поэтому не вздумай со мной спорить. Теперь перевяжите меня покрепче, и я пойду.

Рожена смазала рану заживляющей мазью, затем быстро и ловко наложила Глебу на плечо повязку.

– Ну, вот, – сказала она. – Рана скоро затянется.

Глеб поднялся с лавки и снял с гвоздя охотничью куртку.

– Ты уходишь? – удивилась Божена.

Он кивнул:

– Да.

– Глеб, мы... – Божена замолчала и тревожно посмотрела на сестру.

– Что? – спросил Глеб, натягивая куртку.

Тогда заговорила Рожена: