Посланница судьбы

– Да только ничего у вас не выйдет, господа драгуны, – заносчиво возразил рыжий слуга. – Я намереваюсь доставить княгиню в деревню за пятеро суток. Буду гнать лошадей ночами по главной дороге, а днем делать привалы в деревнях.

– Разумно, – одобрил Борис и с улыбкой добавил: – Мы с Ростопчиным придерживаемся такой же тактики. Галопом пускаем коней только по ночам, когда дорога совершенно пуста.

– Я буду делать всего лишь два привала, утром и вечером, по два-три часа, чтобы поспать и дать отдых лошадям, – продолжал пояснять Вилим и, взбираясь на козлы, с ленцой, зевая, добавил: – Так что могу хоть на что поспорить, что вам, с вашими барскими привычками, ни в жизнь меня не догнать.

– Нет, братец, ты нас плохо знаешь, – иронически подкрутил ус штабс-капитан, – на учениях нам приходилось делать долгие марш-броски вовсе без сна и пищи. Впрочем, ты забавный малый, и если желаешь непременно заключить пари, давай поспорим.

– Мои условия, – сразу встрепенулся и по-деловому начал Сапрыкин, – если по пути до московской заставы вы отстанете хотя бы на милю, подарите ящик «Вдовы Клико» четырнадцатого года моему хозяину на свадьбу.

При этих словах Татьяна покраснела до самых кончиков ушей. Она поспешила сесть в карету и закрыть окно шторкой. Однако весь дальнейший разговор девушка слушала очень внимательно, прижав палец к губам, приказывая тем самым Бетти молчать. Англичанка, восхищенная бойкостью Вилима и его смелостью с господами, беззвучно хихикнула.

– Экий ты чудак, братец… Почему шампанское должно быть непременно четырнадцатого года? – поинтересовался Андрей.

– Думаю, потому, что в этом году граф Шувалов был тяжело ранен при взятии Парижа, – пояснил Борис. – Ну, а мне-то что с тебя взять, коли ты проиграешь пари? – обратился он к Вилиму.

Тот задумался, почесал затылок. По всему было видно, что проигрывать он не собирался, а взять с него действительно было нечего.

– Пусть заберется на пожарную каланчу, – придумал Ростопчин-младший, – и кукарекает, пока его оттуда не снимут.

Грубоватая шутка была вполне в духе его батюшки Федора Васильевича, который, в бытность свою московским губернатором, любил устраивать для слуг всякие забавные состязания, иногда кончавшиеся увечьями.

– Идет, – согласился Вилим, – прокукарекаю отличным манером, коли проиграю. Да только я выиграю!

– По рукам! – воскликнул штабс-капитан. – Разбивай, Ростопчин!

Едва карета, сопровождаемая теперь двумя вооруженными всадниками, тронулась с места, Бетти прошептала по-английски своей госпоже: «Он обеспечил нас охраной до самой Москвы! Господа теперь есть и спать не будут, лишь бы не проиграть пари! Ах, какой он умный!» Татьяна, до сих пор поглощенная лишь своими чувствами, впервые внимательно взглянула на служанку. Та зарделась и поспешно уткнулась в какой-то чувствительный роман, который все равно не могла читать из-за сильной тряски.

Когда до Москвы оставалось всего полсотни верст, Борис Белозерский начал подшучивать над шуваловским Фигаро.

– Придется тебе все-таки, Вилимка, кукарекать с пожарной каланчи! – смеялся он, подмигивая Андрею Ростопчину.

– Заливаться петухом – дело нешуточное, – в свою очередь подхватывал прапорщик, – надо бы хорошенько порепетировать. Ну, например, можно погонять лошадей и одновременно кукарекать.

– Правильно, одно другому не мешает, – продолжал насмехаться штабс-капитан. – Или вот еще! Ты мог бы будить нас средь бела дня по-петушиному, когда мы отдыхаем на деревенском постоялом дворе.

– Смейтесь, смейтесь, господа, – с невеселой улыбкой отвечал Вильгельм Сапрыкин, – мы пока еще не в Москве, а в дороге всякое может случиться.

И как в воду глядел!

* * *

Во время последнего привала на постоялом дворе, уже под самой Москвой, Бориса разбудил шум на улице. Выглянув в окно, он увидел возле трактира толпу, состоявшую в основном из мужиков и баб. Они что-то громко обсуждали, а одна баба вопила в голос: «Ой, люди добрые, что ж это деется! Скоро нас всех на тот свет заберут!»

– Что за чертовщина?! – воскликнул в сердцах штабс-капитан. Ему снилась Майтрейи, он читал ей стихи, которые на днях будут напечатаны в «Сыне Отечества», и она восхищалась ими, как некогда Лиза. И такой прекрасный сон был прерван криком сумасшедшей бабы!

Андрей тоже проснулся и спросонья вяло спросил:

– Что там творится?

– Не могу понять, народ зачем-то собрался… – пожал плечами Борис. – Пойду, посмотрю…

– Я с тобой! – соскочив с постели, быстро стал одеваться Ростопчин.