Послдений привет

Но не только жизнь Ривьера, и жизнь его друга была affreusement positive. Не говорит ли он нам сам — с той проницательностью, которая не изменила ему даже и тогда, когда он наталкивался на неуловимейшие движения своей и чужой души, что биография Fournier, как бы добросовестно ни рассказать ее, была бы только r'ecit des faits qu'il n'a pas v'ecus. Я думаю, что и биография Ривьера была бы только r'ecit des faits qu'il n'a pas v'ecus. Но о себе даже Ривьер, при всей своей неустрашимости не решился бы сделать тех признаний, которые он сделал за своего друга. За ушедшего в иной мир можно сказать, что в каком-то плане бесспорность, очевидность и даже значительность утрачивают свою власть и обаяние. Как о себе сказать это? Легче назвать себя affreusement positif, легче сравнить себя с пресмыкающимися, только бы сохранить право признаваться всеми реальным существом. Умерший обойдется и без памятника — живому же без признания и содействия людей никак не просуществовать. Ривьеру не только в жизни, но и в писаниях своих (даже в Introduction, о котором у нас идет речь) приходится большей частью быть affreusement positif. И, нужно думать, что как раз то, что было наиболее позитивного в его писаниях нашло себе наиболее сочувственный отклик у читателей и дольше всего сохранится и будет цениться людьми. А все мимолетные как бы замечания, как те, которые я уже привел здесь из Introduction, так и те, которые я не привел не потому, что они того не заслуживают, а только потому, что в краткой заметке я не располагаю достаточным местом, чтобы извлечь из оставшегося после Ривьера литературного наследия все те "мимолетности", которые он противопоставлял "бесспорностям" обычного мышления, будут скоро забыты, хотя они нам говорят о жизни не только Fournier, но и самого Ривьера больше, чем может рассказать самая обстоятельная биография. Я не могу закончить эту заметку, не приведя еще нескольких поразительных цитат из Introduction. Все они относятся к Fournier, нo, думаю, нет надобности каждый раз напоминать читателю, что они больше всего говорят о Ривьере. "Il ne trouvait jamais faciles que les chemins inexplor'es" (45). [8] Или "Fournier n'est lui-meme et ne trouve toutes ses forces que dans l'instant o`u il se sent vide de tout ce dont il a pourtant besoin" (47)[9]. Или еще: "Sachant bien qu'il ne l'obtiendra pas, c'est un tr'esor qu'il exige, qui lui est d^u" (48).[10]

Прослеживая судьбу, не жизнь, а судьбу своего друга, Ривьер все больше и больше убеждается, как мало занимает других людей, иначе говоря, как мало имеет объективного значения как раз то, что для человека наиболее важно и существенно. "Dure tache que de s'accomplir! Que de liens il faut briser! Que de contacts il faut rompre! Comme il est seul l'homme en qui bouge le pauvre et imp'erieux devoir de cr'eer!"(80).[11]

В конце Introduction мы читаем следующие загадочные слова, которые я считаю необходимым привести целиком, хотя знаю так же хорошо, как знал и сам Ривьер, что в них не только нет ничего бесспорного, но что они никогда не войдут в человеческий обиход, ибо они бросают вызов всем нашим очевидностям. "S'il (Fournier) acceptait de n'^etre pas ici-bas tout `a fait un ^etre r'eel, n''etait-ce pas dans le pressentiment qu'il le pouvait devenir ailleurs? Oui, je ne r'esiste pas, par instants, `a cette impression que la mort fut pour lui... comme une rame tout `a coup pour s'aider vers plus de r'ealit'e et d'existence. Le son de cette voix qui l'appelait plus loin... quand il l'eut laisser p'en'etrer jusqu'`a fond de son coeur... Esprit timide et sans peur, il s'enfonca dans ce monde m^eme qui avait toujours regn'e sur sa pens'ee... D'un nouvel acte de foi.. il se l'ouvrit, j'en suis s^ur, et de toute son ^ame, en un clin d'oeil, le rejoignit. Il faut que nous pensions `a lui, toujours, comme `a quelqu'un de "sauv'e".[12]

Такие мысли "par instants" посещали J. R. И такие мысли, далекие и чуждые людям, он ронял тоже только в редкие минуты, в своих статьях. Они не могут назваться бесспорными и опереться на твердый гранит наших самоочевидностей: сам Ривьер, еще раз повторю, сказал нам это в начале своего "Introduction". Но ведь в те минуты, когда такие мысли приходили к нему, он переставал верить и в гранит и все другие человеческие твердыни. И теперь, когда вслед за своим другом, он ушел в ту страну, из которой ни один путник еще не возвращался к нам, теперь, перечитав его "Introduction", мы чувствуем себя вправе послать покойному, как последний привет свой, летучий стих любимого поэта его молодости: 

Le vrai sage est celui qui fonde sur le sable,
Sachant que tout est vain dans le temps nternel.