После...

Векслер наклонил голову — казалось, он напряженно думает, — потом открыл рот, но не издал ни звука. Подошел к окну, взгляд его остановился на заснеженных холмах. «Повернись, Джеффри! Выслушай меня!» За его спиной Натан продолжал перечень упреков. Слова, которые долгое время таились в глубине души, будто вылетали сами по себе:

— Вспомните, Джеффри, как вы брали меня с собой рыбачить на озеро, когда мне было восемь лет, и рассказывали о процессах, которые выиграли. Думаю, именно тогда я решил стать адвокатом. Конечно, я учился для себя, но и чтобы завоевать ваше признание. Наивно было полагать, что вы примете меня, будете мною гордиться. — «Как мне хотелось иметь такого отца, как вы…»

Наконец он умолк; Джеффри повернулся, чтобы взглянуть в глаза зятя.

— Вы обязаны были меня принять! — чеканил слова Натан. — Я доказал. Вкалывал, чтобы добиться успеха. Думал, что знания и достоинство — те качества, которые вы уважаете. Вместо этого вы вынудили меня запятнать свою профессию — подкупить судью.

— Я спас тебя, — прервал его Джеффри.

— Что?

— Я учился вместе с судьей Ливингстоном. Когда шел процесс, он предупредил меня о твоей попытке подкупа.

Натан был ошеломлен.

Старый адвокат вздохнул — казалось, старается что-то припомнить.

— Ливингстон — настоящий прохвост, но он довольно осторожен. Я дал ему двойную сумму, чтобы он не донес на тебя руководству и решил дело в твою пользу.

— Но почему, Джеффри, почему?

Тот немного помолчал, потом ответил с легким сомнением в голосе:

— Для Мэллори, конечно, — не хотел, чтобы она была втянута в скандал вместе с тобой. Ну и потом… для тебя. Я ведь тебе кое-что должен.

Натан сдвинул брови; тесть догадался, о чем тот хочет его спросить.

— В тот вечер, тот летний вечер семьдесят седьмого года, я слишком много выпил. У меня был трудный период и в семейной жизни, и на работе. Я возвращался из Бостона, Лиза попросила меня забрать у ювелира браслет, который отдавала в починку. Перед тем как ехать домой, я провел остаток вечера у одной из своих помощниц. Конечно, я никогда ей ничего не обещал. В то время в нашем кругу не разводились, чтобы жениться на собственной секретарше, но она шантажировала меня в надежде, что я брошу жену. По дороге я остановился в баре выпить виски. И не ограничился одной порцией, а выпил четыре или пять. Думаю, ты в курсе моей проблемы с выпивкой…

Натан сначала не понял:

— Как это?

— Я много пил в то время, — объяснил Джеффри. — Я хронический алкоголик.

Натан ожидал всего, только не подобного признания.

Джеффри продолжил:

— Мне удалось остановиться в начале восьмидесятых, но я постоянно срывался. Пробовал лечиться, вступил в Общество анонимных алкоголиков, но нелегко ходить на собрания и обсуждать такие личные вещи с совершенно незнакомыми людьми.

— Я не знал, — пробормотал Натан.

Теперь удивился Джеффри:

— Я был уверен, что Мэллори тебе рассказала.

Натан заметил, как заблестели глаза тестя. Несмотря на унижение, Джеффри гордился тем, что его дочь так долго хранила тайну — даже от человека, которого любила. Слушая исповедь Векслера, Натан находил ответы на многие вопросы, начинал догадываться о причинах депрессий Мэллори.

Между тем Джеффри продолжал свой рассказ:

— Когда я приехал в Нантакет, то не нашел украшения. Гораздо позже моя секретарша призналась, что это она украла браслет. Но тогда я понятия не имел, куда он подевался. И на следующее утро, когда Лиза спросила меня, где браслет, я не нашел ничего лучше, чем предположить, что кто-то взял его из шкатулки. Обвинили твою мать. Думаю, жена притворялась, будто поверила в эту историю, но это позволило нам сохранить статус-кво.

Джеффри долго молчал, потом добавил бесцветным голосом:

— Мне жаль, Натан, я был трусом.

На мгновение Натан потерял способность говорить — он чувствовал одновременно шок и облегчение. Нет, его мать не была воровкой — она стала жертвой большой несправедливости. Джеффри же, которого он считал добродетельным и непогрешимым, оказался лгуном и алкоголиком. Но прежде всего обычным человеком, таким же, как остальные. Как он сам.

Натан повернул голову к Джеффри — злоба, которую он испытывал к тестю, исчезла; даже не хотелось осуждать его. Натан заметил, что черты лица Джеффри разгладились, будто он тоже давно ждал возможности исповедаться. Невысказанные слова так долго отравляли им существование.

Джеффри первым нарушил молчание:

— Знаю, это не извиняет меня, но я помог твоей матери найти работу и оплатил твое обучение.

Глаза у Натана покраснели.

— Вы правы, — ответил он, — это вас не извиняет.

Джеффри подошел к сейфу, открыл его, что-то вынул дрожащими руками и протянул Натану. Это был браслет из четырех ниток жемчуга с серебряной застежкой, украшенной маленькими бриллиантами.

23

Если человек не готов ко всему, он не готов ни к чему.

Пол Остер

«A beautiful sight, we’re happy tonight
Walking in a winter wonderland…»[27]