После...

Сегодня Манхэттен был похож на огромную лыжную станцию: вдалеке блестела лыжня. На снежном склоне вокруг катка кто-то написал: «Я люблю Нью-Йорк!». Натан обожал эти зимние дни, когда казалось, что весь город поместили в хрустальный ларец. Он прошел вдоль решетки, любуясь последними лучами заходящего солнца и наслаждаясь ощущением тепла на лице. Удивительно, как важны стали для него такие незначительные веши! Эта мысль вызвала волну эмоций. Скоро все будет кончено: он больше не почувствует, как аромат кофе щекочет ноздри, лучи солнца согревают кожу… Слезы выступили на глазах, но он тут же смахнул их. Нечего распускаться, тем более что у него осталось время попрощаться с дочерью и женой. У многих умирающих не было такой возможности.

Скоро золотистые лучи солнца начнут исчезать за линией небоскребов, и через несколько минут станет темно. Фонари зажгутся, как свечи в центре снежного пейзажа, придавая парку феерический вид. Было еще светло, но край луны уже показался из-за башен. Именно в этот момент Натан увидел ее вдалеке, залитую светом, — Мэллори… Ее силуэт выделялся в оранжевом свете, ветер развевал волосы, от мороза ее лицо порозовело.

Заметив Натана, Мэллори бросилась ему навстречу и, запыхавшись, упала в его объятия. Все совсем так, будто им снова по двадцать лет, — только еще маленькая девочка, бросив коньки, мчится к ним, радостно вскрикивая… Бонни подбежала к родителям, и все трое крепко обнялись.

— Сделаем цветок? — предложила девочка.

Эту игру они придумали давно, когда Бонни была совсем маленькая. Сначала сходились вместе, обнимались и говорили: «Цветок закрыт», потом расходились и кричали: «Цветок открыт!» Потом все снова повторяли раза три-четыре: «цветок закрыт», «цветок открыт»… Совсем простая игра — знак единения семьи, в которой всегда будет кого-то не хватать.

29

Мы страдаем от любви, даже когда уверены, что ни от чего не страдаем.

Кристиан Бобен

Несколько часов спустя.

24 декабря, ночь.

Квартира в «Сан-Ремо»

Они лежали в постели и смотрели на звезды. Небо было таким чистым, луна заливала комнату голубоватым светом… Губы Мэллори скользили по шее Натана, их сердца бешено стучали. Она запустила пальцы в его волосы и прошептала:

— А знаешь, я ведь старше тебя…

— Всего на несколько дней, — ответил он, улыбаясь.

— Я думаю, тебя создали специально для меня, — пошутила она.

Натан обнял ее:

— Что ты хочешь сказать?

Мэллори продолжила:

— Когда я появилась на свет, какое-то ангелоподобное существо склонилось над моей колыбелью и решило дать мне того, кто поможет мне противостоять трудностям этого мира.

— В этом и есть мое предназначение?

— Именно так… Ты… ты не хочешь поблагодарить меня за появление на свет? — прошептала она, целуя его.

Он долго отвечал на ее поцелуи… хотел просто вдыхать ее запах и никуда не отпускать. Ощущать едва различимые движения тела, самый тихий вздох… Можно выиграть в лотерею, одержать победу в процессе века, увидеть семь или восемь нулей на банковском счете — ничто не могло заменить ему того, что происходило сейчас. Натан крепче сжал Мэллори в объятиях, целовал ее затылок, гладил бедра… потом прижался к ее спине как к последнему, что связывало его с жизнью…

Все пережитое мгновенно промелькнуло перед глазами. Никогда еще Натан не чувствовал себя более живым, чем тогда, когда узнал, что скоро умрет. А сейчас снова ощутил, что смерть бродит вокруг него… Что ж, сегодня вечером впервые за все время он готов принять ее. Нет, страх не исчез, но теперь ему было любопытно — что там, за чертой. Пусть он и уходит в неизвестность, но зато окруженный любовью. «В мире с самим собой и согласии с другими» — так говорил Гаррет.

Тело у него горело, и он снова ощущал тяжесть в груди, о которой успел забыть. Тут же напомнила о себе рана в лодыжке — кажется, все кости тела сейчас расплавятся и раскрошатся. Он был словно вне мира живых, в каком-то неизвестном измерении… Такое впечатление, что он жид только затем, чтобы умереть. В два часа ночи Натан закрыл глаза и, перед тем как уснуть, подумал о Гудриче.

«Скоро его не будет рядом со мной. Я больше его не увижу и не услышу. Он будет продолжать свое дело — оперировать пациентов и готовить людей к смерти. А я, как все мои предшественники, найду наконец ответ на вопрос: есть ли место, куда мы все попадаем?..»