После 1945. Латентность как источник настоящего

Вслед за внушительной победой на выборах осенью 1972 года Вилли Брандт ушел с должности канцлера Германии в мае 1974 года, когда западногерманские спецслужбы обнаружили, что один из его ближайших помощников, Гюнтер Гийом, шпионил в пользу Восточной Германии. Сегодня мы знаем, что непосредственные причины его внезапной отставки были связаны с внутрипартийным соперничеством в социал-демократической партии и, что еще важнее, с полным физическим истощением канцлера. В то время Брандт страдал от депрессии и у него возникли тяжелые проблемы с алкоголем. Для морально ответственного человека невозможно заключили мы, экс-революционеры без революционного прошлого, долго продержаться в мире капитализма. И вот еще одно неидеологическое будущее исчезло, и то прошлое, которое мы не могли оставить позади, с еще большей болезненностью, чем раньше, проступило в настоящем. А очень скоро, скорее чем кто-либо из нас ожидал, идеологическое будущее, в которое, как мы думали, мы верим, вернулось в настоящее и пролило там новую кровь.

* * *

28 сентября 1974 года Мартин Хайдеггер праздновал свое восьмидесятипятилетие во Фрайбурге. Несколькими днями позже он разослал написанное им стихотворение – готическими буквами и слегка дрожащей рукой – всем, кто пожелал ему здоровья. Этот текст представлял благодарность, которую Хайдеггер был обязан высказать своим адресатам как философскую добродетель. В те дни четкое ощущение латентности вернулось снова и выражалось оно, как казалось, в ощущении «присутствия чего-то недостижимого»:

После 26 сентября 1974 года
Пусть все те, кто в нынешнем веке участвует в поисках созерцания, примут мою благодарность за то, что помнят.
Более заземляющая, чем поэзия,
Более основывающая, чем мышление,
Благодарность должна остаться.
Она принесет обратно
тем, кто придет к мышлению,
присутствие недостижимого,
которому мы – все смертные без исключения –
вручены от начала[200].

(Перевод К. Голубович)

Если под «благодарностью» Хайдеггер имел в виду открытость миру или утверждение мира, то все, что мир мог предложить в ответ, – это «присутствие недостижимого». Никакого упоминания о несокрытости бытия или о «событии истины» (как Хайдеггер еще называл это) в качестве реальной возможности. Сознание недостижимости и присутствия этой недостижимости – вот и все, чего мог ожидать человек в ответ на свою благодарность. Хайдеггеровская благодарственная записка предполагает довольно мрачный взгляд на человеческое существование – и одинаково мрачное прощание со всяким отношением к миру, основанным на понимании и эмпатии. Сегодня это стихотворение, которое он написал через несколько дней после своего дня рождения, помогает нам понять, насколько даже Хайдеггер в тот момент не мог больше разбирать и описывать различные слои мира, который представал перед ним все более перегруженным и лишенным какой бы то ни было общей направленности.

Хайдеггер был философом, имя которого нельзя было упоминать в присутствии профессора, от чьей доброй воли между 1971 и 1974 годами зависело мое положение в качестве помощника преподавателя в недавно основанном Reformuniversitӓt в Констанце. Мой научный руководитель был полон саркастических ремарок относительно «благочестия мышления» (которое питало, например, приведенное мной выше стихотворение). Он находил Хайдеггера слишком «консервативным» по своим политическим стандартам, что, кстати сказать, не было связано с оценкой хайдеггеровского отношения к национал-социализму. В то же время человек этот призывал моих коллег и меня подписать «телеграмму в знак солидарности», чтобы выразить поддержку Вилли Брандту в день парламентского голосования, которое, как ожидалось, положит конец его пребыванию на посту канцлера и которое он тем не менее смог пройти, победив с малым перевесом. Однако несмотря на мое восхищение Брандтом, я отказался подписывать телеграмму из принципа, потому что считал, что выражение политической поддержки всегда должно быть индивидуальным.