После 1945. Латентность как источник настоящего

– Поработаю на практике и приеду в Москву, в Тимирязевку.

– Ну да, – бормочет Вадим глухо. – Когда я уже окончу институт и уеду на Сахалин.

– Ага, ты сам-то собираешься уезжать!

– Но я тоже не на веки вечные, еще приеду…

– Ну да, – говорит Ольга в тон Вадиму, – когда я окончу Тимирязевку и уеду на Камчатку.

– И так мы никогда не встретимся, – говорит Вадим, усмехнувшись.

– Нет, мы встретимся, – говорит Оля тихо. – А если нет, тогда… значит, это и не нужно было[53].

Странно – и знаменательно, – что мотив разрыва-расщелины также возникает на решающих соединительных местах в «Бытии и ничто» Сартра. В качестве экзистенциалистской вариации традиционной субъект-объектной топологии Сартр использует по всей книге два концепта – «в-себе» (en-soi) и «для-себя» (pour-soi). Но на последних ее страницах, однако, он приходит к выводу, что любая возможность их интеграции всегда была иллюзией. Оба термина разделены – и всегда были разделены – разрывом, пропастью, расщелиной:

Все происходит, как если бы в-себе и для-себя находились в состоянии дезинтеграции по отношению к идеальному синтезу. Не оттого, что интеграция когда-либо имела место, но как раз напротив, поскольку она всегда указывается и никогда не является возможной. Это постоянное поражение объясняет одновременно неразрывность в-себе и для-себя и их относительную самостоятельность ‹…› Именно это поражение объясняет расщелину, которую мы встречаем одновременно и в понятии бытия, и в существующем. Если невозможно перейти от понятия бытия-в-себе к понятию бытия-для-себя и объединить их в общем роде, то это значит, что фактический переход одного в другое и их объединение не могут произойти[54].

Есть еще одна расщелина-трещина, которую можно истолковать как синоним разрыва между в-себе и для-себя (или как его главную причину) – о которой упоминалось в начале этой книги. Это различение между «бесконечным» и «конечным», о которой, согласно Сартру, составляет новое философское измерение. Под «бесконечным» автор подразумевает субъектную структуру опыта, который всегда будет производиться в одной конкретной перспективе, хотя в пределе существует потенциально безграничное число таких перспектив. «Конечное», с другой стороны, относится к идеалу – это наше желание объекта, который может оставаться тождественным самому себе, когда дается в опыте. Поскольку такой идеальный объект является (и должен оставаться) недоступным, философии придется довольствоваться феноменами – то есть реальностью и событиями, как они являют себя в постоянно сменяющейся перспективе субъекта. Различение (исчезающее) между внешним явлением объекта и его бытием теперь сменяется различением между «бесконечным» и «конечным», разделенными невероятным разрывом.

* * *