После 1945. Латентность как источник настоящего

Гюнтер Андерс – литератор и публичный интеллектуал, родившийся в 1902 году, – изучал философию у Эдмунда Гуссерля во Фрайбургском университете, эмигрировал во Францию, когда к власти пришли национал-социалисты, а затем в Соединенные Штаты. Андерс вернулся в Европу в конце войны и привлек к себе международное внимание, когда после визита в Хиросиму в 1958 году начал переписываться с Клодом Изерли, который пилотировал самолет, сбросивший первую атомную бомбу 6 августа 1945 года. Тринадцать лет спустя Изерли уже находился на психиатрическом лечении в госпитале для ветеранов в Техасе. Главным в Хиросимском дневнике Андерса и в его письмах пилоту был страх Третьей мировой войны. Он воображал ее в образе атомного взрыва – что выглядело абсолютно естественно в экзистенциальном контексте своего времени. С тех пор мы заменили этот образ на веру (порой весьма догматичную), что атомное оружие функционирует исключительно как механизм сдерживания, – даже если человечество никогда и не сможет по очевидным причинам преодолеть его объективную опасность. Из перспективы сегодняшнего дня оценка Андерсом исторического значения Хиросимы более интересна, чем его предупреждение об опасности. В этом контексте довольно красноречив тот факт, что главную роль в начале его переписки с Изерли играет «случайность». В первом письме, датированном 3 июня 1959 года, Андерс утверждает, что он полностью поймет, если его адресат будет возражать против вторжения в свою частную жизнь; но в то же время Андерс отмечает, что судьба Изерли тревожит все человечество и потому больше не является частной.

Уверяем Вас, что мы ненавидим неучтивость и нескромность так же, как, вероятно, и Вы, и потому начнем с извинений. Но в этом случае ‹…› нескромность, к сожалению, неизбежна – если даже и не необходима: Ваша жизнь стала делом всех людей. И поскольку случайность (или какое еще слово можно использовать для неопровержимого факта) решила превратить Вашу жизнь, жизнь Клода Изерли, в символ будущего, Вы утратили право сопротивляться нашему вторжению. Это не Ваша вина – это, конечно, ужасно, – что именно Вы из всех миллионов людей, живущих сегодня, были приговорены сыграть такую символическую роль. Но теперь уже все как есть[172].

Хотя элемент случайности до сего дня никогда не использовался для поиска извинений действиям США, вопрос о национальной ответственности в связи с Хиросимой точно так же никогда не был поставлен. Вместо этого воспоминания о первом применении атомного оружия стали образцовой репрезентацией того всепроникающего ощущения, что человечество больше (и вообще никогда) не управляет собственной судьбой; стали иконой того, что я называю «крушением истории или сходом ее с пути». Как таковая Хиросима инициировала различные споры антропологического и космологического характера о месте человека в эволюции и во Вселенной – споры, значение которых со временем только возрастало. Самая ранняя точка, в которой все это взаимоналожилось, – это момент, когда эти споры опровергли оптимистическое обетование Просвещения, согласно которому человеческий разум со своей способностью выстраивать сложные цепочки рассуждений всегда сможет преодолеть брошенные ему вызовы, а значит, и верно направить наши действия к цели. Например, Гюнтер Андерс в своих «Заповедях атомного века», впервые опубликованных в «Frankfurter Allgemeine Zeitung» 13 июля 1957 года, заключает, что «в ходе технического века классическое отношение между воображением и действием перевернулось с ног на голову»: