После

На словах я гораздо увереннее, чем чувствую себя. Внутри я сгораю, и сердце мое лежит на полу, под подошвами Хардина.

– Я знаю, я все испортил, – начинает он.

– Ты испортил? Ты испортил? – кричу я. – Почему? Только скажи, почему я?

– Потому что ты была там, – говорит он, и его честность меня добивает. – И был азарт. Я не знал тебя, Тесса. Я не знал, что влюблюсь в тебя.

Упоминание о любви вызывает у меня совсем иное чувство, чем последние несколько недель, я чувствую, что меня тошнит.

– Ты болен. Ты, мать твою, болен! – кричу я, выбегая за дверь.

Это слишком. Рука Хардина хватает меня за запястье, но я вырываюсь и, развернувшись, бью его по лицу. Сильно. Гримаса боли на его лице приносит мне некоторое удовлетворение.

– Ты все разрушил! – кричу я. – Ты взял у меня то, что тебе не принадлежит, Хардин. Это предназначалось тем, кто любил меня, любил искренно. Это было твое, только твое, и все это ты променял – на деньги? Из-за тебя я испортила отношения с мамой. Я все бросила! Мне нужен был кто-то, кто бы любил меня и не заставлял страдать. Ты отвратителен.

– Я люблю тебя, Тесса. Я люблю тебя больше всего на свете. Я собирался рассказать тебе. Я пытался, чтобы не они тебе рассказали об этом. Я хотел, чтобы ты об этом никогда не узнала. Вот почему меня не было всю ночь: я пытался заставить их не говорить тебе. Я собирался рассказать тебе сейчас, когда мы живем вместе и когда это не имеет никакого значения.

Я уже не контролирую свои слова.

– Ты… ты… Боже, Хардин! Что с тобой, черт возьми? Ты думаешь, что убедить всех не рассказывать мне – это достижение? Если я не знаю, значит, все хорошо? Ты думал, раз мы живем вместе, я позволю этому продолжаться? Вот почему ты так хотел, чтобы аренда была и на мое имя! О господи. Ты псих!

Каждая всплывающая мелочь, все сходится. Это было так очевидно!

– Вот почему ты сам забрал мои вещи из общежития: боялся, что Стеф мне все расскажет!

Все в баре смотрят на нас, и я чувствую себя такой маленькой, сломленной и беззащитной.

– Что ты сделал с деньгами?

– Я… – начинает он и останавливается.

– Говори! – требую я.

– Твоя машина… краска… залог за квартиру. Я подумал, что если я… я все время собирался рассказать, как только понял, что больше не хочу этого пари. Я люблю тебя, всегда любил, я клянусь!

– Ты взял презерватив, чтобы показать им, Хардин! Ты показал им простыню, гребаную окровавленную простыню! – Я хватаюсь за голову и прохожу мимо него. – Боже мой! Я такая дура! В то время, как я вспоминала лучшую ночь в моей жизни, ты показывал своим друзьям простыню.

– Я знаю… мне нет оправданий… но ты должна меня простить. Мы сможем это пережить, – говорит он.

Я хохочу. Мне смешно. Несмотря на слезы, я не могу удержаться от смеха; это какое-то безумие. Это не сцена из фильма. Не могу взять себя в руки. Не могу принять удар, выдохнув или смахнув с щеки слезу. Я плачу, схватившись за голову, не сдерживая эмоции и с трудом формулируя мысли.

– Простить тебя? – Я хохочу как сумасшедшая. – Ты погубил меня, понимаешь? Ну конечно, ты понимаешь. Это же был твой план, помнишь? Ты обещал погубить меня. Поздравляю, Хардин, у тебя получилось. Что я тебе должна, деньги? Или найти тебе другую девственницу?

Он силится двинуться, словно прикованный взглядами к столу.

– Тесса, пожалуйста! Ты же знаешь, я люблю тебя. Пойдем домой, пожалуйста, я расскажу тебе все.

– Домой? Это не мой дом. И никогда им не был; мы оба это знаем.

Я поворачиваюсь к дверям. Я уже близко.

– Что мне сделать? Я сделаю все, что ты хочешь, – умоляет он.

Он по-прежнему смотрит на меня, потом опускается на пол. На секунду я в замешательстве, потом понимаю, что он становится передо мной на колени.

– Ты? Ничего. Ты уже все сделал, Хардин.

Если бы знать, что ему так же больно сейчас, как и мне! Я бы повторила эту боль тысячу раз, чтобы он понял, как я истерзана и унижена.

Я бегу к двери, пользуясь тем, что Хардин на коленях. В дверях в кого-то врезаюсь. Я поднимаю глаза и вижу Зеда: на его лице еще видны синяки от драки с Хардином.

– Что случилось? – спрашивает он, хватая меня за локти. Смотрит на Хардина и все понимает. – Прости… – говорит он, но я не слушаю его.

Хардин идет ко мне. Нужно убраться подальше от этого бара, от него.

Выхожу на улицу, и холодный воздух треплет мне волосы. Я рада, надеюсь, ветер охладит пожар внутри меня. Снег засыпает улицу и мою машину.

Слышу голос Зеда:

– Ты не можешь сейчас садиться за руль, Тесса!

И все равно тащусь под снегом на стоянку.

– Оставь меня! Я знаю, ты был в курсе! Вы все были! – кричу я, отыскивая ключи.

– Разреши отвезти тебя домой, ты не можешь ехать в такую погоду, – говорит он.

Я открываю рот, но тут вижу Хардина, бредущего по улице.

Я смотрю на человека, которого считала любовью всей своей жизни, который делал каждый день моей жизни особенным, диким и свободным. Затем перевожу взгляд на Зеда.

– Хорошо, – говорю я.