После

Ждали еще полтора часа, давая возможность пьющим нажраться, а темноте сгуститься. Летние ночи все же короткие. Курили, разговаривали шепотом, стараясь задавить растущее волнение. Сколько я уже войнами с бандитами занимаюсь, а все никак не могу от «трясогуза» перед делом избавиться. Да и никто не может, наверное. Прошлись несколько раз по плану, рисуя схему и подсвечивая ее фонариком, немного поспорили, но именно что немного, план вырисовывался очевидный.

Потом засуетились и пошли. Сначала вдоль забора гуськом, дальше разделились на две группы, чтобы меньше внимания привлекать, но во дворах было глухо, темно и пусто. А вот из «Медведя» музыка доносилась, блатота какая-то хрипучая. Магнитофон крутят.

– Коль, давай с Мартыном к задней.

Они подняли зеркало над забором, убедившись, что в темном дворике никого нет. В уборной кто-то заседать может, так что подождали немного в тени, прислушиваясь, – нет, ни единого сопутствующего звука.

– Слушайте, короче. Мы вошли – и вы тут же, – прошептал я.

– Принял.

Я снял очки, сунул в карман, поморгал, ожидая, пока зрение адаптируется, потом как-то сфокусировался. Нормально, вижу, справлюсь.

– Все, всем маски, и начали.

И мы вчетвером быстрым шагом направились в обход дома.

На Казанском тоже пусто и темно, фонари теперь не горят. У машин вроде бы тоже никого нет, но мы все же прошлись вдоль ряда, вглядываясь через лобовые стекла, вдруг водила кого-то ждет, но и водил не было. Теперь нас только из окон дома напротив разглядеть можно, но что увидишь? Силуэты в плащ-палатках? Да и пусть видят.

Никаких швейцаров в этом ресторане не водилось, так что в дверь зашли спокойно, откидывая капюшоны. Леха на секунду у дверей задержался, накидывая крюк, чтобы с улицы никто не вошел случайно, а затем мы втроем выскочили в зал, беря на прицел все сектора.

Как и ожидал, правая сторона «блатная», это по оформлению ясно было и по длинным столам под большие компании. Слева людей куда меньше, но там два официанта с каким-то мужиком и вход на кухню. Ту сторону Димыч тут же на прицел взял, а мы со Славяном «воровской куток».

– Не дышать никому, падлы! – заорал я, добавляя в голос истерики и чувствуя, как на меня накатывает волна ослепительной, невероятной радости, потому что Прокоп сидел прямо передо мной. – Кто кипишнет – маслина в калган, рогометы тряпошные! Нишкнуть всем!

Всерьез сидят, там и еда, и водка, и коноплей тянет, и «лед» толченый, и картишки раскинуты. Но без женщин, сами по себе, что чуть удивило.

Распахнулась дверь черного хода, еще две фигуры в плащ-палатках и с автоматами у плеча вошли в зал. Музыка продолжала играть, хрипатый голос пел про жизнь воровскую, но даже сквозь музыку прорывалась невероятная, убийственная тишина. Нас приняли всерьез, это точно.

– Грабки на череп. Три секунды даю!

Срез глушителя смотрит на Прокопа своим черным зрачком. А он в ствол уставился. С ним пятеро, должно быть больше, но в зале еще откровенных блатных хватает. Так, этот – Саид, черный и родинка на щеке. А вон Чебур, рыжий и лопоухий. А в той половине зала я Корня разглядел. Значит, всех вместе уже шестерых видим.

– Кто не понял?

У Саида глаза накуренные, он не понял, попытался руку под пиджак сунуть. Протрещала негромко, словно из воздушки стреляли, очередь, пролязгал железом затвор, четыре пули ударили бандита в грудь, он охнул и завалился со стула боком, громко ударившись головой об пол. Остальные начали шустро поднимать руки. У кого морда злая, а у кого и со страху перекошена. Прокоп спокойно смотрит, но это мы исправим.

Я перевел прицел на него и с наслаждением выстрелил в лицо.

– Нишкнуть всем! Глухие вы в натуре или что?

Из кухни вытащили двух поваров, уложили на пол, Колун пригнал официанта, не того, что с утра был, другого, постарше.

– Всех, кто с Прокопом сюда ходит, показал, быстро, – прошипел Коля, уткнув автомат халдею под ребра. – Считаю до трех, два уже было.

Можно было и не угрожать уже, тот все своими глазами видел.

– Вот он, – показал он пальцем на Корня, и того тут же застрелил Мартын. – Вон Жбан, – палец остановился на обомлевшем со страху парне с большой лопоухой головой, и тот свалился на пол, убитый наповал.

В воздухе уже плыл запах крови вперемешку с пороховым.

– Вы че за беспредел творите, животные? – заорал мужик годами под сорок, сидевший за столом напротив Прокопа. – Вы чё, в натуре?

– В очё, – ответил я и тут же его убил. – Халдей, не спи, черт!

Кто-то из бандитов за столом дернулся, тут же был убит, после чего я скомандовал, решив, что там точно нормальных людей нет:

– Этих валим! – и первым открыл огонь.

Бандитов снесло шквалом пуль. Один упал головой на стол, кровь из пробитого черепа залила карты. Потом официант нашел в зале еще одного из прокоповских, а про другого сказал, что часто с теми видел. Синие от партаков пальцы сразу определили его в список смертников, и я выстрелил ему в лоб.

В зале никто не шевелился, а сквозь запах крови и пороха прорвался аромат дерьма. Не выдержал кто-то, облегчился.