К этому моменту ее волосы совсем высохли и волнами обрамляли лицо. Клетчатый плед все еще укутывал ее плечи, и она, уставшая и заплаканная, провалилась в сиденье.
– Увидимся завтра, – сказала я, и это прозвучало так странно: будто мы прощаемся после какой-то вечеринки в клубе.
– В полночь, – сказала Джоан. – Я буду там.
Я проскользнула обратно в дом, как и надеялась, незамеченной. Было пять часов утра. Томми не проснется еще два часа. Рэй – один. Они спали: Рэй на спине, как и тогда, когда я уходила, а Томми – прислонив голову к углу кроватки и засунув уголок одеяла в рот. Я долго стояла в его комнате, не прикасаясь к нему. Я не убирала его волосы со лба, который, я была уверена, был горячим и влажным, как и всегда по ночам. Он спал беспокойно еще с младенчества. Я попыталась представить себе свою жизнь без Томми – если бы его воспитал кто-то другой, кто-то, но не я, – и не смогла. Наверное, это Божье наказание: знать, что твой ребенок рядом, но не быть с ним. Держать ребенка в тайне. Я попыталась представить себе жизнь Джоан все эти годы без ее ребенка и не смогла.
Когда Томми родился, то я отказалась от предложения Рэя нанять сиделку. И его мама держалась подальше от нас, наверное чувствуя, что мне не нужна ее помощь. Мне не нужна была ничья помощь. Это был мой малыш. В первые дни он был просто набором звуков и ароматов. Его плач больше походил на грустную песню, а не на рев. Яичный запах его грязных подгузников. Мягкое бормотание во сне. Сладкий запах, исходящий из его красного ротика. Но лучше всего я помню его вес, когда он часами лежал на мне, мягко поднимаясь и опускаясь с моим вдохом и выдохом. Впервые в жизни я почувствовала, что кому-то нужна. Без меня он не выжил бы. Потом с работы возвращался Рэй и целовал Томми в ручку – он говорил, что не хочет целовать его в лоб, потому что боится чем-то заразить, – я видела, как он гордится тем, что я люблю его сына. Любовь к Томми казалась самой естественной вещью в мире.
Так и любовь Джоан к Дэвиду была инстинктом. Но если Томми был якорем, то Дэвид – петлей.
Я провела так много времени, целые годы, пытаясь понять, что же на уме у Джоан. Пытаясь увидеть мир так, как она его видит. Пытаясь понять его так, как она понимает.
На следующий день я сводила Томми в парк, сходила в супермаркет, вместо того чтобы послать Марию. День не прошел быстро, но все же прошел.
Мы с Рэем обычно были в постели в десять, максимум – в половину одиннадцатого. Эта ночь не стала исключением. Мы поужинали на улице – бургеры на гриле и кукуруза, я уложила Томми спать, выпила бокал вина в гостиной, в приятной тишине. Я легла возле Рэя и стала слушать, как он засыпает, вдох за вдохом.
В одиннадцать я встала, спустилась вниз в прачечную, где заранее подготовила наряд. До конца жизни я буду думать об истинных намерениях Джоан. Она хотела встретиться в Ирландском клубе, поддавшись сентиментальности? Мы ведь были там счастливы. Она была так счастлива, она была королевой Хьюстона. А может, она совсем и не была счастлива. Может, все это было лишь для того, чтобы отвлечься.
Я хотела встретиться с Джоан, потому что должна была узнать ее решение. Я застегнула платье, на ощупь накрасила губы.
Я представляла себе наше ближайшее будущее: она уедет, и мы будем видеться несколько раз в год, когда она будет иногда приезжать в Хьюстон. Можно писать письма. Можно говорить по телефону. Рэй будет счастлив.
Я поправила на себе совершенно новое платье, серебристо-голубое открытое платье, которое я не надела бы в обычный вечер среды. Я разгладила ткань на бедрах и выключила свет перед тем, как выйти из прачечной.
Рэй. Он стоял в своей полосатой пижаме, сжав руки в кулаки.
– О, – сказала я и схватила дверную ручку позади себя, будто можно было просто так взять и исчезнуть.
– О, – сказал Рэй. – О!
Я поняла, что он передразнивает меня. Он делал это крайне редко. Это не в его стиле.
– Я собиралась встретиться… – Я осеклась.
– Встретиться с Джоан, – закончил он вместо меня.
Я кивнула.
– Ты ведь была с ней прошлой ночью тоже? – Он ждал ответа. Когда я не ответила, он продолжил: – Тебя не было в постели. Я надеялся, что ты в моем кабинете, пьешь скотч и грустишь. Я не стал проверять, потому что не хотел знать правду. Но я знал. – Он отвернулся.
– Она рассказала мне много чего, Рэй. Она объяснилась. Она…
– Что она сказала? – перебил он меня. – Что именно она сказала?
Я опустила глаза на свои руки, на свой недельный маникюр, на сумочку. Я не могла сказать Рэю то, что она мне рассказала.
– Сесе?
Я посмотрела на него.
– Она уезжает, – сказала я. – Переезжает.
– Мне все равно. – И добавил: – Ты обещала.
– Я обещаю, что я вернусь, – сказала я. – Обещаю, что все изменится.
Сказав это, я задумалась: как много мужей говорят эту фразу своим женам. Я видела: Рэй хотел мне верить. Он ничего не сказал, просто смотрел, как я иду к выходу. Я была на полпути, когда он снова заговорил:
– Что случится, Сесе?
Я остановилась.
– В смысле?
– Когда все это закончится? – Он поднял руки и отпустил их. – Джоан придет когда-нибудь конец?