После бури. Книга первая

В декабре девятнадцатого в Аул вернулась Советская власть, сначала пришла Партизанская армия во главе с прославленным командиром Ефремом Мещеряковым, и Аул замер, ни жив ни мертв, с минуты на минуту ждал, что начнутся грабежи и насилия, что партизаны сожгут город окончательно, однако у Мещерякова порядки были не те, у него из казарм, из прочих мест своего расположения партизаны выходили только по увольнительным, к тому же через несколько дней пришла регулярная Пятая Красная Армия.

После пережитого страха и волнений даже братья Тетерины, даже управляющие магазинами торговой фирмы «Вторушины и С°» и те встречали Пятую только что не с молебнами, но уже через несколько дней вторушинские магазины частично, а «Тетеринская торговля» целиком были конфискованы, и все три этажа снова занял советский Губпродком, а также сопутствующие ему учреждения, Тетериным же оставлены были под жилье всего несколько комнат (три или четыре) на третьем этаже.

Теперь хлеба в Аульской губернии накопилось еще больше, голод не только в Петрограде, но и во многих других российских городах наступил еще сильнее, но и железнодорожный транспорт находился в таком упадке, которого не было при первой Советской власти полтора года назад: отступая из Сибири на Дальний Восток, Колчак и его министр путей сообщения Ларионов приказывали сжигать и разрушать весь оставшийся подвижной состав, «чтобы задушить Советскую Россию голодом».

Весной следующего, двадцатого года на суде, который происходил в Омском железнодорожном депо при двухтысячном стечении народа, Ларионов так и казал: «Мы не смогли победить Советскую власть оружием и тогда решили задушить ее голодом».

Так или иначе, не имея возможности транспортировать хлеб в Европейскую Россию, Аульский губпродком несколько сократил свои штаты, потеснился, освободил часть комнат бывшей «Тетеринской», и туда незамедлительно въехали: Санпросвет – Отдел санитарного просвещения, Комхолера – Комиссия по борьбе с холерой, Детком и ОДД – Комиссия по борьбе детской беспризорностью и «Общество Друзей детей» – и Союз аульских пролетарских художников «Светоч Революции».

Топком в московском Леночкином доме в конце концов тоже потеснился и отдал часть комнат какому-то главку – не то «Главспичке», не то «Главсоли», Леночка уж точно не помнила, как раз в эти дни она под конвоем выехала из Москвы.

Настал нэп, и Аульский городской исполком одно за другим выселил из «Тетеринской торговли» советские учреждения, а также Союз художников «Светоч революции», освободившиеся помещения он за большие деньги стал сдавать в аренду. Нэп – это же сплошная экономия, нэп знает одно – нужен рубль!

Кому сдавать?

Разумеется, нэпманам же, под их новые конторы, третий этаж – под жилье. Братья Тетерины стали крупнейшими арендаторами, заняли половину первого этажа под магазин и на третьем этаже прихватили шесть комнат.

Поговаривали, будто в стене одной из этих комнат имелся тайничок с тетеринским золотишком, иначе из чего бы братья платили аренду? Из чего бы заново и заново начинали дело?

Еще говорили, с доходов от сдачи в аренду здания «Тетеринской торговли» получал трудовое свое жалованье весь аппарат Аульского городского исполкома, включая самого председателя. Похоже, что так и было, в действительности очень и очень экономным оказался сытый советский нэп, не то что голодный военный коммунизм, тот, бывало, зарегистрирует десять маляров как пролетарских художников и тут же принимает их на государственный бюджет; нэп, наоборот, – стоило маляру-художнику вынести картинку на базар, коврик какой-нибудь, разрисованный хотя бы серпом и молотом, – сейчас тут как тут налоговый инспектор: плати, друг мой, процент с дохода!

Или вот брандмейстер, учинивший знаменитый Аульский пожар, – он теперь в бывшей «Тетеринской торговле» швейцар, домком и комендант, он со всех арендаторов собирает плату, копейка в копейку и день в день, попробуй запоздай с оплатой аренды – греха не оберешься, он сейчас и обвинит тебя почти что в вооруженном выступлении против Советской власти.

Был слух, что в бывшем Леночкином доме в Москве тоже обосновались нэпманы с торговлей льном и льняной мануфактурой. Вытеснили Топком и обосновались.

Леночка удивлялась: ей Топком казался вечным, незыблемым, и комиссар Залман тоже.

Ну, а нэпман Корнилов? Он – что?

Да не мог же он, владелец солидного предприятия, которое имело клиентуру не только в Аульском, но и в других соседних округах (теперь город Аул был преобразован из губернского в окружной центр), не мог он устроить свою контору где-то там на Зайчанских улицах, на Прудских переулках или в Нагорной части – он тоже арендовал помещение в «Тетеринской торговле»: служебную комнату с телефоном на втором этаже, две – на третьем под жилье.