— Видите ли, требуется некоторый компромисс в этом деле с ваксой. В некотором роде такой же, как в анекдотце. Впрочем, как и во всем нэпе, ничуть не больше. Видите ли, товарищ Корнилов, вам для пользы дела нужно бы познакомиться с одним печатным материальчиком. С одной, иначе сказать, публикацией, которую вы могли, конечно, и раньше читать, но могли пропустить среди многих и многих других важных сообщений. Вот, пожалуйста... – И посетитель вынул из кармана пиджака газетную вырезку, протянул ее Корнилову. – Познакомьтесь!
Это была хроника, вырезанная из «Известий», речь в которой шла вот о чем. Некто Цейтлин, специалист по организации лжекооперативов, стоял во главе «промыслового товарищества» под названием «Хим-унион», оборот которого за 1927 год составил 1 800 000 рублей. В товарищество входила артель «Омега», руководителем ее, а по существу частным ее владельцем, был гражданин Вакштейн. У Вакштейна состоял в качестве агента по снабжению некий Функ, который имел связи с работниками советской внешней торговли, через них-то артель «Омега» и получала все то количество карнаубского воска, которое импортировалось советским государством из-за границы. Все до последнего килограмма! Используя же карнаубский воск, артель «Омега» выпускала гуталин высшего качества, с которым не могли конкурировать ни одна другая артель и ни одно государственное предприятие. Судебное разбирательство дела привело к осуждению его участников на разные сроки – от 5 до 2 лет заключения с конфискацией всего принадлежащего им имущества.
Корнилов прочел всю эту довольно пространную хронику «Из зала суда» и в полном недоумении вернул ее посетителю.
— Ах, вот в чем дело! Теперь все понятно, – сказал он.
— Что же вам понятно? Не могу себе представить, что вам стало понятно?
— Афера, в которой вы участвуете. В которую хотите втянуть меня.
— Вот так раз! – воскликнул посетитель. – Какая же это афера? Совершенно никакой! Наоборот, была афера по внешнеторговой линии, а чтобы она не повторилась, нужно наладить производство карнаубского воска у себя дома, в Союзе Советских Социалистических Республик, вот и все. Если бы я хотел аферу повторить, разве стал бы я показывать вам газетный этот материал?
— Но для чего-то вы его показываете?
— Для честности! Честное слово, для честности! Чтобы в своей записке – я все-таки надеюсь, вы эту записку напишете! – вы так и написали бы: вот материал «Известий», вот такие возможны аферы с карнаубским воском, а чтобы их не было, этих афер, надо в области ваксы избавиться от иностранной зависимости, то есть самим наладить производство карнаубского воска. Ясно и понятно! Вот если бы вы на этот материал не сослались, обошли его, вот тогда действительно вас можно было бы заподозрить в чем-то неблаговидном. Не только вас, но даже и меня!
— Но ведь «Хим-унион» ликвидирован? Как же вы его до сих пор представляете и от его лица обращаетесь в государственные организации?
— Кто сказал, что «Хим-униона» больше нет? Он как был, так и остался. Только в нем другие лица, другой устав и другой, очень строгий над ним контроль со стороны органов Советской власти. А «Хим-унион» в нынешнем году намечает перешагнуть два миллиона рублей в оборотных средствах! «Хим-унион» существует, и потребность в карнаубском воске существует, только не надо окольными путями его доставать и даже воровать, а лучше наладить его производство самим. Воруют, сбывают из-под полы то, чего не хватает. Не будет недостатка в карнаубском воске, и никто не будет его сбывать на сторону, устраивать аферы. Так что мы с вами, вы и я – борцы за честность, а больше ничего. И все правильно, дорогой Петр Васильевич, все совершенно правильно!
— Петр Николаевич, – поправил Корнилов. – Николаевич!
— Разве? Не может этого быть! Не может быть, чтобы память мне изменила.
— Изменила, – подтвердил Корнилов,
— Никогда! Не может быть!
Ну вот... Ну вот и наступила та секунда, приближение которой Корнилов уловил обонянием, когда толстяк этот переступил порог его кабинетика. Уловил, но потом за разговором забыл о ней, о той секунде, теперь же почувствовал ее на вкус.
А посетитель объяснил Корнилову ощущение этого вкуса.
— Мы, нэпманы, – объяснил он, – всегда имеем преимущество перед госаппаратом, всегда. Его, аппарата, много, а нас мало, а ведь известно: один ум хорошо, два лучше, а три – совсем никуда не годно! А еще потому, что у вас, у совслужащих, разделение: одни, хотя бы вот и вы, думают, ч т о нужно сделать, а другие, где-то на местах, к а к сделать. А это нехорошо, такое разделение. Тем более нехорошо, что ч т о действительно у всех может быть одинаковым, но к а к – никогда, оно у каждого свое. А у нэпмана, у него в одной голове и то и другое всегда вместе. – И посетитель постучал себя по круглой лысоватой головке. – И то, и другое здесь, – подтвердил он. – Не верите?
Потом надолго и, как показалось Корнилову, с глубоким, чуть ли не с искренним сожалением замолчал. Потом вздохнул и тихо сказал: – А мы знакомы, Петр Васильевич.
— Сидели за одним обеденным столом, – подтвердил Корнилов.