После. Что околосмертный опыт может рассказать нам о жизни, смерти и том, что будет после

– Спасибо, что привезли Холли. И что дождались меня и все рассказали. Конечно, вы можете ехать домой и заняться вашей курсовой. Если хотите, можете навестить Холли с утра. Если нам что-то еще понадобится, мы вам позвоним.

Сьюзен согласно кивнула и поднялась. Я проводил ее до двери и, пожимая ей руку, снова скользнул взглядом по пятну на своем галстуке. Попрощавшись, я опять застегнул халат на все пуговицы, чтобы никто из коллег его не заметил.

После этого я вернулся в смотровую проведать Холли. Но она по-прежнему была без сознания, и ассистент подтвердил, что пациентка даже не шевельнулась с тех пор, как я ушел. Значит, сегодня я уже ничего не мог поделать. Я поговорил с интерном, наблюдавшим Холли, и выяснил, что ее собираются перевести в отделение реанимации для мониторинга сердечной аритмии. Тогда я позвонил своему куратору на кафедру психиатрии. Он согласился, что на тот момент мне больше нечего было делать, но посоветовал проверить, все ли я записал, и завтра первым же делом зайти к Холли и поговорить с ней. В восемь утра, во время обхода, мне нужно будет представить отчет по ее состоянию другим психиатрам. По дороге в ординаторскую, переходя парковку, я поздравил себя с тем, что не опозорился и что пациентку переводят в реанимацию, – вот удача, значит, описывать анамнез и делать назначения в эту ночь предстоит интерну, а не мне.

На следующее утро, хорошо выспавшись и переодевшись, я бодро вошел в отделение реанимации и обвел взглядом полочку на сестринском посту в поисках карты Холли. Одна из медсестер как раз писала в ней. Она взглянула на меня и спросила: «Вы из психиатрического?» Я кивнул: «Я доктор Грейсон». Догадаться о том, что я психотерапевт, было несложно – в реанимации я был единственным, кто надевал белый халат прямо на уличную одежду, а не поверх зеленой униформы. «Холли проснулась, вы можете поговорить с ней, но она все еще сонная, – сказала медсестра. – Ночью ее состояние было стабильным, если не считать нескольких ЖЭС[1]». Я знал, что такая эпизодическая аритмия могла ничего и не значить, но оставалась вероятность, что она вызвана какими-то препаратами, которые Холли приняла прошлой ночью. «Спасибо, – ответил я. – Я немного поговорю с ней сейчас, а примерно через час ей нужно будет ответить на вопросы врачей консилиума. Как вы считаете, в таком состоянии ее смогут сегодня перевести в психиатрическое отделение?»

– Еще как, – ответила медсестра, закатив глаза. – В приемном полно пациентов, которые ждут, пока здесь освободится койка.

Я подошел к палате и постучался в косяк открытой двери. Теперь, вдобавок к катетеру в вене, у Холли была трубка в носу, а показания датчиков ЭКГ выводились на монитор над кроватью. Войдя, я задернул за собой штору, закрывающую кровать по периметру, и негромко позвал Холли по имени. Она открыла один глаз и кивнула.

– Холли, я доктор Грейсон. Я из психиатрического отделения.

Девушка закрыла глаз и снова кивнула. Через несколько секунд она едва слышно пробормотала: «Я знаю, кто вы. Я вас видела вчера вечером, я помню».

Я замер, прокручивая в голове обстоятельства нашей встречи прошлым вечером. Потом сказал: «Когда вас привезла скорая, мне показалось, вы спали. Я не знал, что вы меня видели».

Не открывая глаза, Холли прошептала: «Не в палате. Я видела, что вы разговаривали со Сьюзен, сидя на диване».

Я был совершенно сбит с толку. Холли никак не могла видеть, как я беседую с ее соседкой в дальнем конце коридора. Может, она уже бывала раньше в приемном отделении? Может, она догадалась, что я говорил со Сьюзен?

– Кто-то из персонала сказал вам, что я говорил со Сьюзен? – предположил я.

– Нет, – отвечала Холли, на этот раз совершенно отчетливо. – Я вас видела.

Я помолчал, не зная, как продолжать разговор. Мне полагалось задавать вопросы и с их помощью выяснять, что произошло в жизни Холли и пыталась ли она причинить себе вред. Но вместо этого я молчал, не понимая, что делать дальше. В голову пришло, что она просто дурачит меня, новоиспеченного интерна, пытается выбить из колеи. Если так, у нее хорошо получалось. В этот момент Холли, словно почувствовав мое замешательство, открыла оба глаза и впервые посмотрела прямо на меня. «На вас был полосатый галстук, а на нем красное пятно», – уверенно произнесла она.

Сомневаясь, правильно ли я расслышал, я медленно наклонился к ней и, едва в силах произнести что-либо, переспросил: «Что?»