– Тебе только так кажется. И потом… с чем справилась? Да там… Девушка замолчала.
– Что там?
– Не будем об этом. Я потом тебе попытаюсь объяснить.
– Ну хорошо. Конечно.
– В общем, я хочу тебе сказать, что через три недели у меня будет возможность улететь в Белград с другим заданием. Я буду работать на сербское издание.
– Как! – воскликнул Александр. – Ты хочешь вернуться? Сейчас? Когда Сербию ежедневно бомбят?
– Да.
– Ты сошла с ума. Ты обещала приехать в Багдад. Ты забыла?
– Я все помню, Александр. Прости. Но я все решила.
– Мы успеем увидеться до твоего отъезда. Через неделю я буду в Париже с отчетом. Мы должны поговорить. Мы должны все серьезно обсудить.
– Хорошо. Я буду тебя ждать.
В течение недели Александр улаживал дела, связанные с отъездом, подготавливал отчет, ездил в Багдад, Эль-Махмудию, Ктесифон за необходимыми документами, проверял груз, следил за тем, как упаковывались артефакты. После возвращения Адрианы в Париж Александр успокоился и всецело погрузился в работу. Кроме описания артефактов и редактирования дневника экспедиции он завершил черновой перевод одной из найденных дощечек, в которой как раз были указаны примерные координаты погребенного под волнами цунами древнешумерского города Меде. Каким-то образом информация о его переводах просочилась за пределы лагеря и даже за пределы Ирака. Дощечка вызвала всеобщий интерес, Александру писали и звонили каждый день, газеты, одна за другой, боролись за право первыми напечатать интервью с Александром и кратко описать содержимое драгоценных рукописей. Однако Пиош строго-настрого приказал до возвращения в Сорбонну никаких интервью не давать и ни о чем не рассказывать, так как боялся мистификаций и различных досадных неточностей, нередко приводившие к глубоким разочарованиям, а то и судебным тяжбам. Все должны были проверить в Сорбонне и в лабораториях Лувра. Затем уже можно было бы говорить о сенсации. Впрочем, как понимал Александр, сенсацией можно было бы назвать не только сам город, если ему посчастливится найти его когда-нибудь, но прежде всего Золотой зиккурат или Башню Магов, о которой говорилось в рукописи. Настоящее новое чудо света. Если бы этот древний храм предстал перед глазами людей, если бы все увидели золотые кирпичи, зверей и цветы из рубинов, изумрудов и золота, которые украшали когда-то стены зиккурата, Александр прочувствовал бы всеми фибрами своей души, для чего пришел в этот мир и зачем выбрал этот зыбкий путь – на стыке прошлого и настоящего.
9
В одной из гостиниц, ближе всех расположенных к площади, где обычно копошились торговцы и шумной пестрой толпой бродили жители Меде, в крохотном окне, занавешенном золотистой шкурой животного, поверхность которой была так затерта от частого потребления, что походила скорее на тонкую засаленную ткань, стоял египтянин и молча наблюдал за тем, как на небольшой повозке, запряженной двумя быками, из ворот города выезжал человек, одетый во все черное. Это был посланник, он спешил в Шуруппак, чтобы передать жрецам подробности видения Энмешарра, а также некоторые выводы, которые энси сделал из всего увиденного.
– Эрешкигаль! – позвал египтянин.
Дева в черном подошла к чужестранцу.
– Близится неизбежное, – сказал египтянин. – Мы должны сделать свое дело.
– Смотри не ошибись, – отозвался властный голос.
– Не сомневайся, я все сделаю, как надо. Главное – убедить Энмешарра и войти в зиккурат…
– А я тем временем сделаю то, что должна сделать.
Египтянин обнажил голову и открыл лицо. Мутно-синие глаза, похожие на потрескавшиеся стекла, смотрели на таинственную деву с выражением всецелого подчинения и покорности. С черной волнистой бороды скатывались капельки только что выпитого финикового пива. Из глубины камышовой комнаты донеслось тихое рычание. Животное, лежащее на циновке, потянулось, поднялось и медленно подошло к хозяйке. Та положила тонкую белую руку на голову животному, отчего оно закрыло глаза и заурчало.
– Осталось недолго, Нергал, – сказала дева в черном. – Мы узнаем правду. Люди получат по заслугам. Они будут наказаны за свою алчность и за присвоение того, что им не принадлежит.