После долгих дней

Правил городом жрец-энси[11] Энмешарр, которому так же, как и простым жителям Меде, было запрещено входить в Золотой зиккурат. Он лишь выполнял роль посредника между послами из других городов Шумера и дильмунскими жрецами. Каждый день, ближе к вечеру, к нему приходил посланник из Башни Магов. Энмешарр никогда не видел его лица: посланник был облачен в черный наряд, скрывающий все тело и плотно закрывающий лицо. Энмешарр передавал посланнику сведения о Меде, а также о других городах Шумера, откуда к нему раз в две недели приезжали гонцы; посланник молча выслушивал Энмешарра и удалялся в зиккурат.

В руках Энмешарра была сосредоточена государственная и религиозно-культовая власть. Он вершил правосудие, отбирал мальчиков, способных в будущем стать служителями культа, в его власти была немногочисленная армия – в Меде не было своего лугаля[12] или военного вождя, – даже бытовые вопросы порой решались Энмешарром на всеобщих собраниях, которые созывались раз в месяц, а в случае чрезвычайных ситуаций, к примеру из-за ежегодного разлива вод в Тигре и Евфрате, каждую неделю.

Каждое утро, когда еще весь Меде спал, облачившись в длинную полотняную рубаху, накинув поверх нее шерстяное длинное платье, в конусообразном колпаке, перетянутом золотой диадемой, и в золотистых кожаных сандалиях, Энмешарр шел из своего дворца в сторону Башни Магов. Страж открывал ему ворота, а затем старательно закрывал их на все замки. Энмешарр свершал культ три раза в день в небольшой часовне, расположенной у подножия зиккурата. Во дворе этой часовни были расположены жертвенник и культовый бассейн, который назывался «бездна». С высокой террасы этой часовни Энмешарр обращался со словами к собравшимся жителям Меде, которые слушали его, стоя по ту сторону стены. Подобной часовни не было ни в одном городе Шумера. Вход в зиккураты других городов был открыт для энси, хотя даже для них существовал ряд ограничений. По особым праздникам и в дни приезда царей из крупных городов Шумера Энмешарр использовал особую культовую одежду: пеленал тело куском ткани по спирали, надевал золотое ожерелье с символическими фигурами, в одну руку брал булавовидный скипетр с изображением звезды, в другую – скипетр с серпом на конце, кроме того, он надевал нагрудник с культовыми надписями, а голову покрывал высокой тиарой с украшениями наподобие рогов полумесяца. И ткань, и головной убор были расшиты символическими рисунками планет и звезд. Хотя Энмешарр был человеком преклонных лет, он сохранил былую стать, всегда ходил с высоко поднятой головой и прямой спиной. Он был кареглазым, со смуглой кожей, голову покрывали седые кудри некогда красивых черных волос.

Жена Энмешарра умерла от неизвестной болезни, которую десять лет назад завезли купцы из Сиппара, болезнь эта унесла несколько сотен жизней как простых горожан, так и членов богатых семейств. Больше Энмешарр не женился, всего себя посвятив управлению городом и воспитанию сына Хоседа, которого готовил в качестве преемника. Юноша был умен, писал тонкие, не по годам мудрые изречения, напоминавшие то, что позднее будет названо поэмами или стихами, овладел всеми науками и навыками, необходимыми для его сословия. К тому же был красив и обладал удивительными душевными качествами, которые Энмешарр считал скорее недостатком для будущего жреца, чем достоинством.

О доброте молодого Хоседа, которому в момент описываемых событий исполнилось семнадцать лет, ходили легенды. Пожалуй, ни в одном доме Шумера не рождался еще столь благодетельный человек. Внешне Хосед был похож на отца в молодости. Волосы его были красновато-черными, как угли в костре, глаза – карие, кожа под воздействием палящего солнца сделалась смуглой. Он был среднего роста, красивого, крепкого телосложения.

Хосед был впечатлительным и добрым, он еще не набрался черт, необходимых взрослому мужчине. Он был доверчив и наивен, не мог защитить себя, тушевался, когда его критиковали на собраниях жрецов, и молчал, не вступал в споры. Энмешарр боялся, что это не отсутствие опыта, а свойство характера, передавшееся от матери Хоседа, Иштар. Она была молчалива и безмерно добра к людям, подбирала и лечила больных животных, особенно собак, которых не любили в Шумере, устроила богадельню для бедняков, одаривала раз в год простых горожан подарками. После ее смерти Энмешарр прервал благотворительную традицию, но Хосед с упорной настойчивостью возрождал дело, некогда начатое матерью. Он ходил по домам, расспрашивал о людских горестях, пытался помогать, чем мог. Каждую неделю люди приходили на городскую площадь, где Хосед устраивал собрания, на которых любой человек, от нищего до купца, мог поведать о самом насущном и попросить Хоседа о помощи.