После долгих дней

Жак быстрым шагом направился к тенту, чтобы привести гостей к месту раскопок. Александр с волнением смотрел на золотые кирпичи, светящиеся из-под толстого слоя песка и глины; его мучило беспокойство за все, что происходило в этом археологическом лагере. Что будет теперь с этим зиккуратом? Сможет ли он сохранить его до окончания военного конфликта? Да и вообще, все было как во сне или в фильме не про него, а про кого-то другого. Александра мучили странные, необъяснимые предчувствия. Вроде бы нужно было радоваться, а все тело сковывал почти суеверный ужас. И страх был не за себя, а за все сразу: за Жака, за раскопки, за эту пустыню, за Ирак в целом. Он чувствовал, как надвигалось нечто неизбежное и мучительное, наступала новая реальность, которая вползала не на месяц, не на два, а очень надолго, может быть, и навсегда. В этот момент Александра пронзила мысль о том, что кирпичи зиккурата он видел в первый и в последний раз в жизни. Он сам не знал почему, но вдруг ему это стало отчетливо ясно.

21