После долгих дней

От Ориоля Александр узнал, что за день до событий в музее, отступая, подразделения иракских подрывников подожгли семнадцать нефтяных месторождений на юге страны. Как заявил Багдад, эта мера являлась превентивной, и ее цель – задержать возможное продвижение американских войск по территории Южного Ирака. Речь шла о минировании пятидесяти двух крупнейших объектов на территории Ирака. На следующий день после ранения Александра несколько бомб, выпущенных истребителями ВВС США, уничтожили рейсовый автобус и придорожное кафе на шоссе Багдад – Амман, называемом «дорогой жизни». Это был единственный путь эвакуации иностранных граждан из Ирака. Так что, даже если бы Александр не был ранен и не провел две недели в госпитале, у него вряд ли была возможность покинуть Ирак. Автострада была частично уничтожена. Двадцатого марта США и Великобритания подвергли бомбардировке сам Багдад. В первых числах апреля были стерты с лица земли здания Национальной библиотеки, Багдадской международной ярмарки, профсоюза учителей, Центра материнства и детства, одна из бомб упала недалеко от российского консульства, при этом пострадало несколько сотрудников дипмиссии. Были разрушены аэропорты, электростанции. В самом Багдаде долго царил хаос и процветало мародерство. С девятого по тринадцатое апреля шло разграбление Национального музея Ирака, где в проеме вентиляции археолог оставил драгоценные артефакты, а перед разграблением на территории музея случилась перестрелка иракских солдат с американскими. А теперь, когда Ориоль, исполняя просьбу Александра забрать драгоценные образцы, с огромным трудом смог прорваться в музей, на месте проема, указанного археологом, им была обнаружена огромная зияющая дыра. Артефакты исчезли.

Вот оно как бывает на самом деле, думал Александр, вот как на самом деле низвергаются идолы. Он видел это не на экране телевизора, не читал у Сартра, а впитывал все это кожей, чувствовал каждым нервом своего тела. Он находился внутри этого хаоса, висел на волоске от гибели, видел за окнами больницы пожарища, вызванные обстрелами, и чувствовал, как содрогается земля, но зачем-то выжил и теперь ехал как зомби, чтобы продолжить то дело, которое задумал еще до начала войны, дело, которое было для него важно тогда, месяц назад, а теперь, когда Александр узнал о гибели Жака и Наргиз, о взятии Багдада американскими войсками и гибели сотен людей, об исчезновении, а возможно, и смерти Саддама Хусейна, которому он сопереживал, следя по телевизору за его внезапными появлениями в городе, опровергающими новости о его гибели, он не понимал, зачем все то, что так волновало его еще недавно, было нужно ему теперь. Саддам напоминал Александру загнанного зверя, за которым охотились обезумевшие охотники, посылая на крыши домов Багдада девятисоткилограммовые бомбы. Он не был больше иракским Эмпетразом. Александр не понимал, как на заре XXI века было возможно без суда и следствия преследовать главу государства, пусть даже обвиняя его в геноциде в Кувейте, в казнях своих политических противников, в изготовлении химического оружия, в репрессиях курдов и шиитов, в связи с Аль-Каидой, но не пытаясь арестовать, расследовать его преступления и судить, транслируя суд по всем мировым каналам, а попросту организуя на него сафари, как на тигра или льва. А ведь двадцать лет назад Хусейн был другом США, почетным гражданином Детройта… Милошевичу хотя бы вполне цивилизованно позволили проиграть выборы, затем его арестовали и отправили в Гаагу, из которой он так и не вернулся… Средневековая дикость посреди века высоких технологий врезалась в восприятие действительности Александра каким-то безумным когнитивным диссонансом.