После – долго и счастливо

– Хорошо. – Он проводит ладонью по волосам и, заведя согнутую руку за спину, разминает мышцы на шее. – Тогда все не может быть уж слишком плохо.

Переведя дух, я решаю выложить все как есть и не ходить больше вокруг да около.

– Ну…

Он жестом останавливает меня.

– Подожди. Может, прежде чем расскажешь, в чем дело, сначала объяснишь, почему?

– Почему что? – недоуменно переспрашиваю я, склонив голову набок.

Он вскидывает бровь.

– Почему ты сделала выбор, за который так переживаешь.

– Хорошо, – киваю я.

Он терпеливо смотрит на меня, а я перебираю в уме мысли. С чего начать? Это гораздо труднее, чем просто сказать ему, что я переезжаю, но так все равно гораздо легче все объяснить.

Теперь, размышляя об этом, я понимаю, что у нас вообще никогда не было ничего подобного. Каждый раз, как случалось что-нибудь серьезное и болезненное, мы узнавали об этом от других, что было не менее болезненно.

Взглянув на него в последний раз, я начинаю говорить. Мне хочется изучить каждый миллиметр его лица, рассмотреть и запомнить, какими спокойными могут быть его зеленые глаза. Я замечаю, какими манящими кажутся его розовые губы, но мне также вспоминаются времена, когда я видела их рассеченными посередине и залитыми кровью от последствий драки. Я помню пирсинг и то, как быстро он пришелся мне по душе.

Я будто снова ощущаю, как холодный металл касается моих губ. Я вспоминаю, как он сам его прикусывал, когда задумывался, и как соблазнительно это выглядело.

Я вспоминаю вечер, когда он повел меня кататься на коньках, пытаясь доказать, что может вести себя как «нормальный» парень. Он нервничал и флиртовал, а еще вытащил тогда обе свои серьги. По его словам, он сделал это, потому что так ему захотелось, но по сей день мне кажется, что он просто хотел что-то доказать и себе, и мне. Какое-то время я скучала по ним и до сих пор иногда скучаю, но мне по-своему нравится то, что означает их отсутствие, хотя, не буду отрицать, с ними он смотрелся очень сексуально.

– Хардин вызывает Тессу, прием, – поддразнивает он меня и подается вперед, уперев подбородок в ладонь.

– Так вот, – нервно улыбаюсь я. – Я так решила, потому что какое-то время нам нужно побыть порознь, и мне показалось, что иначе ничего не получится.

– Порознь? До сих пор? – Он пристально смотрит на меня, вынуждая отодвинуться подальше.

– Да, какое-то время. У нас в отношениях полная неразбериха, и мне необходимо, чтобы мы держались подальше друг от друга – на этот раз всерьез. Понимаю, мы каждый раз говорим одно и то же, заводим старую песню, ездим взад-вперед между Сиэтлом и этим городом, а еще добавился Лондон. Мы словно разносим свой бардак по всему земному шару. – Я замолкаю, чтобы услышать его ответ. По его лицу ничего не понять, и я в конце концов отвожу взгляд.

– Неужели все так плохо? – мягко спрашивает Хардин.

– Мы большей частью ссоримся.

– Вот уж неправда. – Он оттягивает ворот своей черной футболки. – Формально и буквально это неправда, Тесс. Тебе, может, так кажется, но если ты оглянешься назад и вспомнишь, сколько мы с тобой вместе пережили, то поймешь, что мы чаще смеялись, разговаривали, дразнили друг друга, ну и, конечно, проводили время в постели. Ну очень много времени в постели. – Он слегка улыбается, и я чувствую, как вся моя решимость улетучивается.

– Мы все проблемы решаем с помощью секса, и это ненормально, – говорю я, перейдя к следующему аргументу.

– Ненормально заниматься сексом? – фыркает он. – У нас прекрасный секс, полный согласия, любви и доверия. – Его глаза горят. – Да, еще его можно назвать восхитительным сексом, от которого сносит крышу, но не забывай, почему мы им занимаемся. Я сплю с тобой не для галочки, а потому что люблю тебя, и мне нравится, что ты доверяешь мне настолько, что позволяешь касаться тебя.

Он говорит совершенно правильные вещи, хотя в них не должно быть никакого смысла. Я соглашаюсь вопреки всем своим стараниям.

Мне кажется, что Нью-Йорк уплывает все дальше и дальше, поэтому решаю пустить в ход тяжелую артиллерию:

– Ты когда-нибудь интересовался признаками насильственных отношений?

– Насильственных? – Ему будто не хватает воздуха. – Ты считаешь, что я могу применить насилие? Я не поднимал на тебя руку, и этого никогда не случится!

Я не отвожу глаз от своих рук и продолжаю давить честностью.

– Нет, я не это имела в виду. Я хотела сказать, что мы оба ведем себя так, что намеренно причиняем друг другу боль. Речь не о физическом насилии.

Вздохнув, он проводит обеими руками по волосам – явный признак того, что его накрывает паника.

– Ладно, ты определенно хочешь сообщить мне что-то более серьезное, чем то, что не собираешься жить со мной в Сиэтле. – Он замолкает и смотрит на меня ужасающе сосредоточенно. – Тесса, я должен кое-что спросить у тебя и хочу получить честный ответ – никакой чепухи, никаких раздумий. Просто скажи первое, что придет в голову, хорошо?

Я киваю, хотя не понимаю, куда он клонит.

– Чем я обидел тебя больше всего? Что ты можешь вспомнить самого ужасного и отвратительного из того, что было между нами?