В эти мгновения его переполняли самые противоречивые эмоции. Он не знал, радоваться ли тому, как складывается ситуация. С одной стороны, ему было очень обидно, что Ума поставила его перед фактом, не посоветовавшись, принимая такое судьбоносное решение. С другой стороны, он чувствовал невероятное облегчение от того, что не ему пришлось просить Уму отложить свадьбу, поскольку время шло, а он никак не мог решить, готов ли он жениться на ней.
Ума смотрела на него, стараясь улыбаться, но по ее щекам катились слезы. И Артем не мог ей ничего сказать. Молчание было отвратительным. Он чувствовал себя виноватым во всех несчастьях мира вообще, и в не сложившейся судьбе Умы, в частности. Уж лучше бы она ударила его, залепила бы смачную пощечину, выплеснула весь негатив и успокоилась, чем вот так просто лежала рядом и тихо плакала. Он ощущал ее превосходство: она была обижена, но смирилась и страдала молча. Вообще-то в другой ситуации это было бы очень смешно, когда женщина на тебя с кулаками лезет, ведь ты сдачи дать не можешь, поэтому и больно, и смешно. Но в эту минуту он бы предпочел боль физическую, а не моральную. Наверное, надо ее остановить, убедить остаться, сказать хоть что-нибудь. В другой ситуации он был бы на это способен. Он мог бы это сделать, если бы не было Лизы. Не было бы ее запаха на кончиках его пальцев, ее образа в его глазах, ее прикосновений на его щеках и губах… Если бы он не слышал ее горячего шепота, ее нежных слов… Но Елизавета Никитина была реальна, и он все слышал, лаская ее.
– Ума, не молчи, пожалуйста! – тихо сказал Артем. – Лучше покричи, обругай меня или запусти в меня чем-нибудь. Я чувствую себя провинившимся, хотя не совсем понимаю, в чем именно моя вина. Я не сделал ничего плохого. Или я чем-то обидел тебя?
Он произносил эти слова, потому что тишина была невыносимой. Ума покачала головой.
– Скажи, что я должен сделать, чтобы ты осталась? – спросил Артем, не осознавая, хочет ли он на самом деле того, о чем просит.
Это вылетело у него само собой. Известие об отъезде Умы нагоняло на него смертельную тоску, он чувствовал себя абсолютно одиноким, стоящим на заснеженной горной вершине, открытой всем ветрам. Он содрогался от внезапно охватившего его холода. У Артема была невротическая потребность быть нужным, и совместная жизнь с Умой поддерживала в нем чувство, что в нем нуждаются, а сейчас он ощутил, что Ума может обойтись без него, а, главное, что он может лишиться ее тепла и ласки. Он так привык быть центром ее внимания и заботы. Будет ли он нужен Лизе так, как этой милой и такой родной душе?
– Артем, разве я тебе нужна? – Ума не смотрела на него.
Он не мог дать однозначного ответа, поскольку не был уверен в нем. Домашний очаг и большая страсть казались ему вещами несовместимыми. Его пылкие чувства к Уме давно остыли, и теперь он ценил тепло ее объятий и аромат домашних котлет. Желание быть с Лизой полыхало жгучим перцем, разливалось по его груди, будто он из печки полымя сглотнул.
«Может быть, я должен был сказать ей о нас с Лизой?» – подумал он, но быстро отверг эту идею, и совершенно ровным тоном задал вопрос:
– Какие у тебя планы? Зачем ты уезжаешь? Почему так скоро, до свадьбы? Из-за меня?
– Ты какой-то странный, – удивленно сказала Ума, – не могу понять, это в тебе говорит эгоизм, или тебя мучает совесть? Если это так, то я даже не рискну предположить почему.
– Так… Я тебе не нужен, я все понял. Ты ни капли не дорожишь нашими отношениями. Хорошо, поезжай в свою Америку. У тебя есть талант, я уверен, что Бродвей будет тебе рукоплескать. У тебя будут толпы поклонников, и ты прекрасно там справишься и без меня.
– Оставь, Артем, прошу тебя, перестань лицедействовать. Ведь очевидно, что и ты тоже без меня обойдешься, – Ума смахнула слезинку. Эти слова дались ей нелегко.
– Девочка моя, я уже пробовал ничего не чувствовать и лицедействовать, как ты выражаешься. Но без особых успехов, надо заметить. Я устал скрывать свои чувства и делать вид, что все хорошо, и я всем доволен. Сейчас я абсолютно искренен с тобой. Мы ведь давно вместе, и нам всегда было хорошо. Поэтому я думаю, что этот год для нас обоих пролетит очень быстро. Ты будешь блистать на Бродвее, а я тебя буду ждать здесь, в Москве.
Ума постаралась улыбнуться.
– Я в тебе не сомневалась. Спасибо за поддержку.
– Ты волевой и цельный человек, – продолжал Артем, садясь на диван, – у тебя все получится. И давай не будем ссориться. Ты приняла важное для себя решение, сделала это самостоятельно, не сказав мне ни слова, значит, мне остается только согласиться и пожелать тебе удачи.
Он снял очки и положил их на кресло, стоявшее рядом с диваном.
– Тема, давай без мелодрам, сейчас ты очень плохо выглядишь.
– Это потому что я без очков, – он протянул руку, взял очки и снова посмотрел на Уму.
– Очки здесь ни причем, – она отвернулась от него, – я не люблю, когда ты передергиваешь. Ты неубедительно звучишь и глупо выглядишь.