После эпилога

Моё влечение к ней – это как подожжённая спичка в густом лесу. Чёрт, хватит уже игр, детка… Отпускай её.

Я отставляю бокал и поднимаюсь. Иду к девушке почти бесшумно, как притаившийся хищник в сугробах Антарктики. Поэтому, когда мои руки обнимают её талию, она не ожидает. Но Аня больше не вздрагивает, она лишь блаженно прижимается ко мне, в полной мере ощущая все последствия своей красоты. Стояк упирается в неё самым бесстыдным образом, блять.

– Знаешь, я столько книг прочитала, – в отражении окна её глаза искрятся. – О любви, конечно, – улыбается. – Классиков и современников…

Прижимаюсь носом к её ушку.

– Хоть одна сравнится с нашей историей? – хриплю с надеждой.

– Нет… – признаётся, прикрывая веки. – Ни одна. И даже все вместе взятые.

Целую её. Это признание хочется отпечатать в своём сердцебиении.

– Я влюбился, Ань, – признаюсь тихо. – Прости, я ослушался тебя.

Губы девушки приоткрываются, она накрывает мою ладонь на своей талии… и я чувствую, как взволнованная дрожь проходится её телом.

– Ни в одну историю так не влюблялся, – целую её хрупкое плечо и бретелька спадает с него. – Таких просто не существует. Ты – больше всего, что можно вообразить. И ты настоящая… – улыбаюсь тому, как это забавно звучит. – Представляешь, всё лучшее оказывается в реальности?

– Лу-ука…

Она поворачивается ко мне и обхватывает мои бородатые щеки ладонями.

– Сумасшедший мой… – улыбается, растягивая соблазнительные губы. – Но лишь благодаря тебе такому я смогла подобное представить. Ощутить это, – её ладони сползают по моим плечам и груди. Девушка с восхищением меня разглядывает и это, честно признаться, приятно. – А то, что я говорила ранее… Знаешь, я ведь ещё многое скажу, – смущённо признаётся детка. – Многое лишнее…

– Знаю, – мои ладони уверенно сжимают её талию. Мне плевать, я и так вижу правду.

– Но я хочу, чтобы ты всегда помнил… – и всё же она признаётся в своих чувствах: – Я тоже влюблена в тебя, Лука. И если бы ты не влюбился в меня, это бы стало самым большим упущением в моей жизни…

Блять, девочка.

Мне кажется, моё сердце увеличивается в два раза от её слов. От ощущения взаимности хочется летать. Эйфория от успеха длится секунду или две… А эйфория от любви – да, каждую последующую прожитую секунду.

Поэтому за ней так все и гонятся. Теперь я понял.

Накрываю любимые губы жадным поцелуем, вкушая ещё не остывшее признание предназначенное мне. Предначертанное. Я потерял разум, возможно. Но эта девушка заставила поверить меня в судьбу. Да чёрт, сама судьба заставила нас поверить в неё!

Я сжимаю попку и инстинктивно тяну платье Ани вверх. Как же я хочу тебя, детка…

– Никаких вопросов, – предупреждаю через рык ей в губы. – И никаких признаний больше, – девушка хихикает и расстёгивает пуговицы на моей рубашке поспешно. – Всё потом…

Аня соглашается со мной выпуская громкий стон. Да, блять. Вот так, повтори-ка. И я оставляю почти болезненный засос на её шее. Девушка снова стонет и вся содрогается в моих объятиях. Су-ука, она отпустила спичку…

Освобождаюсь от рубашки и помогаю ей стянуть платье. Подхватываю красотку на руки и усаживаю на свои бёдра. Несу к камину и целую пылающую Антарктику. Рычу от безысходности, потому что укусы так и рвутся сквозь поцелуи… Я не успеваю извиняться за предыдущие, оставляя новые…

Укладываю Аню на подушки и рассматриваю как соблазнительно свет от камина подсвечивает её грудь. Соски торчат и дрожат в такт потрескиванию полен в огне. Это, блять, с ума сойти.

– И все же есть ещё одно признание… Ты должен знать, – она неловко сжимает свои губки. – Не думаю, что у меня много опыта…

– Я был бы опечален, если бы было иначе, – отвечаю честно. Ей не о чем беспокоиться. – Или я должен быть осторожен? Есть причины для этого?

Мне не казалось, что она девственница, но… было бы правильно уточнить.

– Нет-нет, – Аня смущённо улыбается. – Не нужно быть слишком осторожным…

Она кусает взволнованно губу и я замечаю, как её зрачки затягиваются пеленой порочного дыма.

– Как пожелаешь, детка, – обещаю и расстёгиваю ремень. – Не думаю, что смогу замедлиться хоть на секунду… – признание срывается с моего практически озабоченного языка, настолько жаждущего касаться её.

Помешался на ней, да.