Читаем После Гиппократа полностью

Начмед, когда к нему обратились с настоятельной просьбой уволить, надменно сказал:

- А меня он устраивает!

К этому доктору ходят мало - в основном, за рецептами для платной аптеки. Потому что в бесплатной рецепты этого доктора категорически запретили отоваривать.

Он может перепутать все: фамилию, адрес, число, дозировку и название лекарства. Медсестры у него нет, чтобы он получал за нее полставки и КТУ.

А нет, я ошибся! К этому доктору ходят много! Потому что другого нет!

И несут рецепт в доброжелательную аптеку.

Пришел он тут, посетил, прибыл полюбоваться на парализованного больного. Тот давно отказывался есть и пить. Доктор посидел, послушал-погоревал, предложил попить и покушать.

Ему улыбнулись и криво развели одной рукой: никак! Не выйдет у вас.

Доктор тяжко вздохнул:

- В больницу-то не надо, помрешь там.

Пообещал зайти в среду - вдруг голодающий одумается. А то выплевывает не только таблетки, но и ректальные свечи с противоположного конца туловища.

Велел не давать никаких лекарств. Зачем? Но не выбрасывать. Умирать надо с надеждой.

Мне кажется, никто не умрет.

Бритвы для доктора Спирина

Уже можно рассекречивать многие имена. Ведь некоторые безнаказанно умерли. К счастью, Аспирин - доктор Спирин - находится в добром здравии..

В больнице.

Он - Анатолий Спирин - еще вполне жив и всегда был мне симпатичен.

Он был циничен, но не зол; мы часто путешествовали в электричке до города Сестрорецка, где работали в известной больнице.

Мне всегда хотелось сделать ему что-нибудь приятное.

Ну, рассказать анекдот, купить пива со спиртом или сдержанно похвалить жену. Но случай все никак не представлялся.

И вот он представился. В ожидании поезда я выпил на вокзале граммов триста-четыреста водки, сел напротив Спирина и принялся добродушно его изучать. При этом я не пропускал ни одного делового предложения, с которыми проходили транспортные торговки. Мы их уже всех знали на память.

- Бритвенные станочки "Спутник"! Сотня штук, сноса не будет, - не без юродивости заблажил дед.

- А ну дай, - сказал я.

Я купил бритвы и обратился к Спирину.

- Послушай, Толя, - произнес я. - Мне давно хотелось сделать тебе подарок. Возьми эти бритвы. Я понимаю, что это не что-нибудь, а дешевка, но дорог же не подарок. Все дело в намерении. Ты хороший человек. Возьми. Их здесь сто. Тебе хватит надолго.

Толя пристально смотрел на меня.

Он славился пушистой, окладистой бородой, уже лет двадцать.

- Ну, подбриваться, - я попытался выкрутиться и срочно захотел на работу, где были граммы и литры. И еще в тамбур, от них избавиться, а это целая наука.

Инструменты

Я никогда не хотел быть хирургом, и в этом нежелании было нечто постыдное. Мой двоюродный дедушка, прошедший всю войну, не любил терапевтом с пенициллином, зато уважал хирургов. "Я пальцы отморозил, он мне чик-чик - и обрезал!" Дедушка победоносно сиял. И это была его победа.

Я-то знаю, что надо уметь совмещать. Слушать Голос Луны и посудную симфонию с плывущего корабля, но по жизни заниматься зоотехникой - например, носорогом.

Но не получилось.

Это не совсем про врачей, понятно.

А нанотехнологии... Вот если наноробот микронажрется и отправится погулять в мочевой пузырь с газетой и пирожком, чтобы расследовать кроссворд?

Я не знаю, как лучше.

Первую в жизни иглу я согнул о старческую жопу, и вышел прямой угол. И уже никаких угрызений.

А если обратиться к истории, то инструменты были давно - рыбьи кости, да вострые камни для неудачной трепанации молодых доисторических черепов.

Позднее - топоры и пилы, которые оказывали еще и воспитательный эффект.

Добавьте ванны и воды, весьма ядовитые и чаще бесполезные, если рачок-с, а не астенический синдром с ипохондрическим климаксом.

Плюс алхимики, нанесшие неизучимый вред.

А потом инструментов расплодилось намного больше - с развитием воинского искусства и разбоя. Все это было миниатюрное, именное и полагалось к заучиванию. Роторасширители, клещи, ложечки Фолькмана и Льюиса - над этими мы еще потешались в столовой по аналогии lues - сифилис, когда обтирали ложки подозрительными бумажками. Может быть, этой ложкой и бумажкой кушал харчо лиловый негр в манто. Кетгут, кривые иглы. Все это немного напоминало авторемонтную мастерскую моего тестя - немного чище, но тоже с увечными собаками, и все искривлялось в разные стороны, так что надо было помнить, вправо согнулось или влево. И публика пролетарского склада. Я так и запомнил Билльрота с его конструкцией, а сам изобрел топор Смирнова, который многих потешал, А пуще всего я любил длинные секционные ножи и циркулярную пилу, но если жужжит одна, а не сразу две.

Очевидное и вероятное

Короче говоря - роды.

Обстановка не лучшая.

Воды отошли, поперечное положение - пора кесарить.

Приблизились к счастливой маме, вдохнули носом, пищеводом и ниже.

- Откуда? Пять часов вечера! Как от рюмочной, где рюмки величиной с царские кубки!...

- Так это... в десять утра...

- А что было в десять утра?

- Ну как же. Муж со смены пришел.

Эпиляция

Женщина, пятидесяти лет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары