После грозы

То еще удовольствие – рассказывать об этом, когда настроение у всех и так на нуле. Я встаю, чтобы убрать со стола и чтобы не видеть сочувственных взглядов. Мой рассказ Эвансы выслушали молча, и теперь они следят за мной глазами, словно я забыла упомянуть одну существенную деталь – конец истории и связанные с ним надежды. Конечно же, я об этом не забыла, но молчу и начинаю перемывать посуду. Помню, как Алекс, услышав об этом, сказал: «Вау! Ты очень сильная!» Ему не верилось, что я смогла перечеркнуть прежнюю жизнь и никогда больше к этому не возвращаться. В Монреале я создала себя с нуля. Почти так же, как он.

– Ты сможешь приехать в Англию? – спрашивает у меня Карл.

– Какая чудесная мысль! – подхватывает Бренда. – Ты обязательно должна приехать к нам на Рождество! Путешествие пойдет тебе на пользу.

Я закручиваю кран и оборачиваюсь к ним, пытаясь понять, о чем вообще идет речь. Карл тянется за билетами на самолет, которые Алекс купил заранее, когда мы определились с планами на зимние праздники.

– Ты приедешь на Рождество, – решает он.

Я потираю брови и качаю головой. Зачем мне лететь в Англию без Алекса? Совершенная бессмыслица! Но Бренда настаивает:

– Билет у тебя уже есть! Соглашайся и приезжай к нам, в Саутенд[2]. Карл покажет тебе Лондон…

Ее сын подходит ко мне, кладет купленный на мое имя билет на барную стойку и постукивает по нему, привлекая мое внимание. Честно говоря, я бы с огромным удовольствием исчезла сейчас из этой реальности, перенеслась бы в другую. И эта поездка уже не имеет того смысла, который мы с Алексом в нее вкладывали. Он хотел, чтобы мы поехали в Англию вместе, хотел познакомить меня со своей семьей и объявить о том, что мы собираемся пожениться. Стоит мне об этом вспомнить, как на глаза снова наворачиваются слезы. Встречу ли я когда-нибудь такого же замечательного мужчину, как Алекс?

Мое продолжительное молчание делает атмосферу в комнате прохладнее, но я ничего не могу с собой поделать: мне грустно. И эта грусть омрачает все вокруг меня. По идее предложение Эвансов должно меня обрадовать, ведь это было бы мое первое большое путешествие, но полет в Англию без Алекса представляется мне бессмысленной затеей. Он умер, и с его родными меня теперь вообще ничего не связывает. Скоро они уедут и забудут обо мне. Быть может, это к лучшему? Зачем удерживать их там, где Алекс провел последние годы жизни? Не лучше ли им уехать и оплакивать сына среди родных? Недолго думая, я отодвигаю от себя билет и предлагаю его продать. Бренда поджимает губы, но в ее словах нет и намека на упрек:

– Может, ты все-таки об этом подумаешь? А пока нам нужно обсудить еще один вопрос…

Она встает, подходит к барной стойке и опирается на нее локтями – так, что мы оказываемся лицом к лицу. Бренда перечисляет имущество Алекса по пунктам: квартира, автомобиль, доля в бизнесе, банковский счет… Жестом я прошу ее замолчать. Я не хочу слушать о том, что Алекс оставил после себя, потому что этого слишком мало, и еще потому, что это не имеет ко мне никакого отношения.

– Мы хотим отдать тебе все, что у него было! – заявляет Карл.

– Алекс хотел бы, чтобы все осталось тебе, – говорит Бренда. – Вы ведь собирались пожениться…

Я принесла им вещи Алекса, втайне надеясь, что это поможет мне не думать о нем, а его мать и брат говорят, что все, что ему принадлежит, должно остаться у меня! Я пячусь до тех пор, пока не упираюсь спиной в кухонный стол, а потом отворачиваюсь, чтобы не видеть их лиц. Голова опять идет кругом, и приходится закрыть глаза, чтобы все вокруг перестало дрожать и раскачиваться. Бренда говорит быстро – о том, что я заботилась о ее сыне, что мы с Алексом в ближайшем будущем планировали жить вместе…

– Мама, прошу, перестань! – обрывает ее Карл.

От его восклицания я вздрагиваю и вдруг понимаю, что по выражению моего лица видно, как мне сейчас плохо. Карл хватает меня за плечи и хочет усадить на стул, но я произношу едва слышно:

– Мне нужно домой. Я плохо себя чувствую.

Он просит меня остаться, но я упрямо направляюсь к двери. Наконец на ватных ногах выхожу в прихожую. Мне ужасно плохо, и как в таком состоянии я собираюсь вести машину – загадка, но я решаю, что посижу в авто, пока головокружение не пройдет. У себя дома я смогу побыть одна, перевести дух, и мне не придется постоянно говорить об Алексе и о том немногом, что он после себя оставил.

Дрожащей рукой я хватаю пальто, оно выскальзывает, и я ловлю его за полу так неуклюже, что содержимое карманов высыпается на пол. Кровь застывает у меня в жилах. Я падаю на колени и начинаю собирать свои вещи. Отталкиваю Карла, который присел рядом, чтобы мне помочь, и спешу сунуть обратно в карман вместе с пригоршней монет то, чего им ни в коем случае нельзя видеть.